Волнянского

 Южная окраина города. Напротив бывшего кинотеатра «Салют», нынешнего культурно-развлекательного центра «Пионер», есть поворот в сторону РТИ. Это бывший Механический переулок, с 1972 года — улица Волнянского. 

Именно в этих местах когда-то проходил передний край обороны Тулы и стоял расчет передового противотанкового заслона из двух зенитных пушек под командованием лейтенанта Григория Волнянского и политрука Михаила Сизова, остановивших продвижение немецких танков в первый день обороны города.

Прежде чем говорить о том последнем бое лейтенанта Волнянского, наверное, стоит вспомнить обстановку, которая сложилась к этому моменту. Вслед за Орлом пала Калуга, потом Боровск, Можайск, Малоярославец. С севера от столицы немцы вошли в Калинин — нынешнюю Тверь. В ночь на 19-е пришлось оставить Лихвин. С 20 октября Москва была объявлена на осадном положении, а 22 октября принято решение о создании городских комитетов обороны в Севастополе, Сталинграде, Туле, Ростове, Курске — всего в 46 городах. 23 октября немцы начали наступление на Тулу. Командовал операцией, как всем теперь известно, непобедимый доселе генерал-полковник Гудериан. Вражеская армия быстро продвигалась вдоль трассы Орел — Тула, надвигаясь на Москву. 24 октября немцы, заняв Белев, вошли на территорию Тульской области. 

Первая их атака на Тулу состоялась вечером 29 октября, когда уже были заняты Косая Гора, Ивановские дачи, станция «Подземгаз» — нынешний «Газстройдеталь». По воспоминаниям бывшего командира 732-го зенитно-артиллерийского полка противовоздушной обороны М.Т. Бондаренко, «используя свое численное и техническое превосходство, враг пытался 29 октября с ходу овладеть Тулой. Для этой цели он выделил 5-6 бронемашин, 12-15 танков и 5-6 автомашин с пехотой». То есть для захвата города с оружейными заводами, которые можно было запустить в кратчайший срок, поначалу собирались обойтись пятью машинами пехоты и дюжиной танков, заехав сюда «с ходу», на грузовиках. 

Осадное положение в городе и прилегающих районах было введено еще 26 октября. По улицам разрешалось ходить только с пяти утра до десяти вечера. Строго-настрого указывалось расстреливать «провокаторов, шпионов, злостных распространителей слухов и других агентов врага». 

По воспоминаниям секретаря Центрального райкома партии Тулы А.Н. Малыгина, секретарь обкома партии А.В. Калиновский был вызван в Центральный комитет для подробного инструктажа по организации подпольной работы. Малыгин через несколько дней получил задание подготовить два подпольных партийных комитета — на Косой Горе и в Центральном районе Тулы. В Центральный район подобрали однорукого рабочего оружейного завода, которого устроили кладовщиком на хлебозавод. Рассудили так: хлебозавод обязательно начнет работать в захваченном городе, причем, одним из первых, а безрукий кладовщик вызовет наименьшее подозрение. В то время как стратегически важная хлебная должность, неизменные при ней спекулятивные комбинации, позволят быть в центре событий и собирать максимум информации. 

Для руководства подпольной работой на Косой Горе утвердили надежного товарища, у которого и обе руки были на месте, и с головой в порядке — бывшего секретаря парткома Косогорского металлургического завода. Однако ему, как потом выяснилось, на подпольную деятельность духу не хватило — «с захватом поселка гитлеровцами укрылся в железнодорожной будке, где отсиживался вплоть до освобождения Косой горы нашими войсками». Не будем спешить обвинять несостоявшегося подпольщика в трусости. В одиночку, когда по-настоящему страшно, а вера в мировое торжество самой передовой идеологии сильно подорвана, простая будка покажется надежнейшей опорой.  

Население Тулы с каждым днем все больше поддавалось панике. Ведь как ни пресекай «подрывную агитацию», но народ же видит, что «на орловско-тульском направлении наших войск нет, на рубежах города действует один рабочий полк в 600 бойцов, что вооружен он старыми и трофейными винтовками, пулеметами из запасов учебного оружия, ручными гранатами, бутылками с горючей смесью для борьбы с танками, а зенитные пушки вынужденно используются против танков». Это из воспоминаний М.Н. Тылкина, в то время еще не призванного в ряды Красной армии, и жившего в Заречье. 

Когда немцы подошли к городу, надежда на то, что на выручку придут регулярные войска, умерла. И в тот день, когда враг пошел на штурм, в городе началось разграбление складов и магазинов — милиционеры и части НКВД, призванные охранять порядок, уже были на передовой. «На тележке возили тюки материала, и мешки сахара, и масло, — вспоминала Зинаида Михайловна Самохвалова, в то время — тринадцатилетняя девочка, в интервью корреспонденту ГТРК-Тула. — Мы, дети, подбирали то, что рассыпано: сахарный песок и печенье. Открыты были все склады. Мы видели, как горели элеваторы с хлебом». 

А вот как выглядит тот же самый эпизод в воспоминаниях М.Н. Тылкина.

«…Магазины в городе закрывались, и в поисках картошки люди ехали с санками в ближайшие села, деревни, отдавая за нее разную одежду, обувь, кухонные предметы. Достаточно было искры, чтобы вспыхнуло самоуправство. В одно холодное октябрьское утро наша улица всколыхнулась криками и гамом отчаянно возбужденных людей, еле тащивших какие-то мешки, корзины, бутыли, мясные окорока, облитые маслом, обсыпанные мукой и разными крупами, увешанные колбасными кольцами, люди походили на каких-то пещерных призраков. Так шло растаскивание торговых складов Ряжского вокзала. Они оказались без хозяев и были оставлены на произвол судьбы. Тащили и из брошенных магазинов. Мать наша тоже побежала туда, на вокзал, и вернулась с бутылкой подсолнечного масла — склады уже были пусты». 

Уже 31 октября, когда все-таки начали подходить регулярные войска, милицейский батальон сняли с позиций у деревни Михалково — на этом участке расположилась прибывшая дивизия Трубникова, и вернули наводить порядок в городе. Ну а тогда, 30-го, все еще виделось в ином свете. Отданные на откуп гражданскому населению магазины, горящие элеваторы — это все приметы того, что надежды долго продержаться почти не было. Во многих советских городах власти перед приходом немцев поступали именно так — открывали настежь магазины со складами и жгли то, что не растащат по домам местные жители.

Без сомнения, общая тревожная атмосфера всех предшествующих началу штурма дней сказывалась и на зенитчиках лейтенанта Григория Волнянского, они не могли ее не ощущать, не могли не видеть дыма от горящих элеваторов, не понимать, что это значит. Весь расчет состоял из двух орудий – слева от шоссе, в сторону нынешнего КСЦ «Пионер», под командованием Михаила Сизова, справа — под командованием Григория Волнянского. Еще два орудия, по воспоминаниям Сизова, стояли сзади. Предполагалось, что они понадобятся для противовоздушной обороны, но так получилось, что в ходе боя, когда передовые пушки были разбиты, пришлось выкатывать их на замену. 

«Стрелковые дивизии и полки Тульского боевого участка были крайне малочисленны. Они имели очень мало огневых средств, особенно пушек и боеприпасов к ним. Главную ударную силу в борьбе с танками врага представлял 732-й зенитный артиллерийский полк», — вспоминал командир 732-го зенитного артиллерийского полка М.Т. Бондаренко.

А вот что запомнил о тех первых днях обороны города очевидец – главный конструктор мотопроизводства «Туламашзавода» Валентин Иванович Пудовеев, в то время — двенадцатилетний подросток. Их дом стоял совсем рядом с Орловским шоссе, где стойко сражались расчеты Волнянского и Сизова. 30 октября, кстати, особенная для Валентина Ивановича дата — его день рождения. 

Зенитчики «…заранее отрыли траншеи для боеприпасов и защиты боевых расчетов. Вокруг зениток насыпали брустверы для обеспечения круговой стрельбы. В траншеях устроили погребки для ящиков со снарядами, в каждом — по два выстрела. Снаряды были бронебойными; стальная болванка имела победитовый наконечник, прикрытый жестяными колпачками. К болванке был привинчен стальной цилиндрик с трассирующим составом, так называемый трассер.

Бронебойные выстрелы нам, пацанам, были хорошо известны. Поврежденные немецкими снарядами, минами и пулями, мы часто находили их в кюветах и на огородах Волоховского поселка еще в 1946 году. Мы разряжали выстрелы, ударяя болванкой о трамвайные рельсы несколько раз, и затем вынимали ее из гильзы. Потом отвинчивали трассер, вытаскивали защитный белый шелковый мешочек с бездымным порохом. Помню до сих пор – на мешочке стоял черный штамп: порох (указывался шифр) и вес — 2 килограмма 210 граммов. Затем мы извлекали другой шелковый мешочек с дымным порохом, расположенный на самом дне гильзы у капсюля для инициирования воспламенения основного порохового заряда. Естественно, порох мы использовали для своих нужд.

…Сами болванки не могли взрываться, иначе они не принесли бы танкам никакого вреда… Имея приличную массу и  большую начальную скорость, 85-мм бронебойный снаряд пробивал насквозь все типы танков, выпущенных заводами Германии в 1940-41 годах. Обычно трассирующий состав поджигал пары бензина внутри немецких танков — они работали на бензиновом топливе, а наши — на дизельном. Когда болванка попадала в стык корпуса и башни, последняя отлетала в сторону. Если же пробивала башню спереди и ударялась в заднюю стенку, она срывалась со сварных швов и отлетала на 15-20 метров. Заднюю стенку от башни с небольшой вмятиной от снаряда и толщиной 20-мм я притащил к себе во двор. Она успешно служила для правки гвоздей». 

В мемуарах военного корреспондента П. Трояновского есть весьма характерное описание, как проходила подготовка к отражению противника:

«...Между Тулой и Косой Горой, в реденьком лесочке, зенитчики устанавливали свои пушки, готовя их к бою с танками противника. Еще издали мы заметили на шоссе двух командиров.

— Это кто там? — спросил Сорокин.

— Похоже, полковник Леселидзе и лейтенант Волнянский определяют расстояния до намеченных ориентиров...

— Вот это дело, — сказал бригадный комиссар и пошел к артиллеристам. Через четверть часа вернувшись к машине, он сказал подошедшему политруку зенитной батареи М.И. Сизову:

— Соберите-ка на минутку людей...

Зенитчики с любопытством окружили нашу машину.

— Митинговать, товарищи, некогда, — заговорил Сорокин. — Вчера враг прорвал наши позиции у Плавска и Белева. Не сегодня-завтра он может оказаться у стен Тулы. Буду откровенен с вами: сил у нас тут не густо. На вас Военный совет армии, советская родина возлагают великие надежды. Зенитный снаряд пробивает броню любого фашистского танка. Это я видел собственными глазами еще в боях у Смоленска. Чувствуете, какое грозное оружие доверено вам? Ни шагу назад! Ни одного вражеского танка не пропустить к Туле — вот ваша святая задача! Все понятно, товарищи?»

Вот и весь митинг. Сил для нормальной обороны нет, подкрепления не обещаем, враг прет дуром, но вы уж тут, в лесочке, в ровике, постарайтесь. Да они и сами все понимали…

Сизов — по воспоминаниям, плотный, коренастый, с коротко остриженными волосами, в то время на батарее был самый старший — 26 ноября ему исполнилось сорок пять. «Умудренный опытом жизни, он пользовался большим уважением и любовью воинов», — вспоминал бывший политработник полка Т. Дубинин, который писал также, что Сизов сам попросился на этот участок, на передовой край обороны. 

«Вместе с секретарем партийного бюро старшим политруком Моськиным мы пришли утром 28 октября к воинам группы лейтенанта Волнянского, чтобы поговорить с ними о предстоящих боях. Настроение у всех было приподнятое, бодрое. Командир орудия ефрейтор Никитенко поражал крепким телосложением и завидным спокойствием. Рядом с ним стоял командир взвода лейтенант Волнянский. Воин-комсомолец, посланный на самый ответственный участок обороны. Здесь же комиссар Сизов.

— Как дела? — тихо спросил у лейтенанта Моськин.

— Врага не пропустим! — уверенно ответил Волнянский».

Наверное, предположим, витало что-то такое, коли главный вопрос — «как дела?», которым, в зависимости от тона, можно подбодрить, поднять боевой дух, товарищ Моськин не решился произнести вслух, а задал так, чтобы не услышали остальные. Какими глазами провожали они, обреченные на смерть, приходивших их навестить московских журналистов да местных политруков? О чем думали? Или старались и друг перед другом скрыть волнение, создавая видимость того самого приподнятого и бодрого настроения?  

По воспоминаниям Сизова, «было нас немного. Всего двадцать один человек: командир взвода лейтенант Григорий Матвеевич Волнянский, командиры орудий ефрейторы Федор Никитович Никитенко и Иван Герасимович Казак, наводчики красноармейцы Беспалов и Шведов, заряжающие красноармеец Александр Васильевич Волокиткин и замполитрука Василий Федосеевич Шейко, бойцы орудийной прислуги ефрейторы Сиренко и Жарков, красноармеец Евдокимов, разведчики красноармейцы Колобашкин, Арифметиков, Голуб и другие. Командиру группы Волнянскому только что исполнилось двадцать лет». 

Несмотря на молодость, Волнянский показал себя толковым командиром, использовавшим все отпущенное ему для подготовки время. Он, по рассказу Сизова, «произвел топографические расчеты, заранее обсудил с командирами орудий и наводчиками возможные варианты боя, с утра до позднего вечера отрабатывал с ними приемы стрельбы по наземным целям».

Есть в воспоминаниях политрука и еще одна деталь, о которой нельзя не упомянуть. 

«В тот день почти все воины передового заслона подали заявление с просьбой о приеме в партию. Примостившись на снарядном ящике, я написал рекомендации лейтенанту Волнянскому, ефрейторам Никитенко, Жаркову, красноармейцам Беспалову, Евдокимову, Колобашкину, Арифметикову». 

Вечером 29 октября заморосил дождь, который прекратился только ночью. М. Сизов: «Казалось все замерло. Лишь слева и справа доносились какие-то шорохи с позиций рабочего полка. Я подошел к орудию, у которого дежурил заряжающий Шейко. Вполголоса, чтобы не нарушать ночную тишину, разговаривали о предстоящих боях. Вдруг где-то в стороне вспыхнула ружейная перепалка. Оказалось, что наш дозор столкнулся с немецкой разведкой. Мы усилили наблюдение. Вдруг появился ефрейтор Сиренко. Он задержал неизвестного, оказавшегося вражеским лазутчиком». 

Немцы пошли на Тулу с рассветом 30 октября, лишь только начал рассеиваться утренний туман, со стороны Орловского и Сталиногорского (Новомосковского) шоссе. Этот день, когда пал смертью храбрых, так и не насладившийся в полной мере жизнью молодой парень Гриша Волнянский, пожалуй, стал ключевым в обороне города. Враг беспрестанно атаковал с раннего утра и до позднего вечера, а всех защитников с южного направления тогда было — полк чекистов с одной стороны шоссе и рабочее ополчение с другой. Атаки немецких танков сдерживали орудия 732-го зенитно-артиллерийского полка, стоявшие отчасти в укрытиях, а отчасти, как у двадцатилетнего лейтенанта Волнянского, для лобовой атаки – по выражению политрука М. Сизова, «в ровиках», фактически смертники. Не бежавшие, не нывшие относительно выпавшей на их долю участи, не отсиживавшиеся в железнодорожной будке, а мужественно сражавшиеся весь этот кошмарный день. 

Вот что вспоминает о том утре В.И. Пудовеев.

«Когда командира зенитного заслона Г. Волнянского инструктировали в штабе обороны города Тулы, ему наверняка показали схему укрепрайона в зоне предполагаемой первой атаки немцев. Не мог он не знать расположения полей наших противотанковых и противопехотных мин. С большой долей уверенности можно предположить, знал он и о минировании правой стороны Орловского шоссе от съезда к воротам кирпичного завода имени «12 Октября». Левая сторона шоссе была надежно защищена от танков глубоким оврагом, тянувшимся почти до Воронежского шоссе.

Когда в 6 часов 30 минут синяя ракета, выпущенная нашими разведчиками из района Зеленстроя, оповестила оборону о продвижении немецких танков, Волнянский наверняка ожидал первых их подрывов на минах. Однако танки свободно шли через минное поле. Это обстоятельство не могло не повлиять на нервозность наших зенитчиков, которые дали несколько промахов, обнаружив себя вспышками выстрелов в утренней темноте. По светящимся трассерам зенитных орудий Волнянский откорректировал прицелы орудий. Первый танк был подбит в 300 метрах от расположения зенитной батареи. Но сразу же на наши позиции обрушился шквал артиллерийского, минометного и пулеметного огня. Немецкие танки двигались по булыжному шоссе и маневрировали, стараясь увернуться от зенитного огня, и потому стреляли не прицельно. Завесу огня создавали перед нами немецкие минометы и пушки, которые вели огонь с Зеленстроя, Басово, «Подземгаза», Ивановских дач. 

В атаке участвовали танки типа PzKp1W трех модификаций — E, F, G выпуска 1940-41 годов. Вес этих машин достигал 21 тонны, толщина лобовой брони и передней части башни — 25-30 мм, задняя часть башни и боковая — 15-20 мм, днище — 10 мм. Максимальная скорость — 40 км/час, запас топлива на 250 километров. Танки были вооружены одной пушкой калибра 42-50 мм и тремя пулеметами калибра 7,92 мм. В боезапас входило 99 выстрелов и 2500 патронов. Вся эта бронированная армада беспрестанно стреляла, создавая невообразимый грохот. Волнянскому приходилось подавать команды не голосом, а жестами, выпрямившись во весь рост, чтобы его видели наводчики зениток. 

Один вопрос постоянно мучил меня: почему не сработали мины? Читая воспоминания очевидцев о первом бое под Тулой, я ни в одном из них не встречал упоминания об этом. Наконец, после долгих размышлений, у меня появилась более-менее правдоподобная версия. 28-29 октября подразделение саперов минировало основное шоссе и правую его сторону. Но, видимо, получили приказ — мины на боевой взвод не ставить, пока не последует команда сверху. Полагаю, это можно объяснить тем, что с Косой Горы ожидался подход наших отступающих частей: остатков артиллерии, живой силы…

В поддержку этой версии говорит и тот факт, что для постановки мин на боевой взвод оставили двух саперов. Но дальше события развивались трагичным и непонятным образом — саперы, получившие, наконец, команду ставить взрыватели, погибли: либо от взрыва чьей-то гранаты, либо подорвавшись на собственной мине. Это случилось после обеда 29 октября. Рабочие кирпичного завода и бойцы рабочего полка похоронили саперов у плакучей ивы на правой стороне Орловского шоссе. 

Возникает вопрос: почему не прислали других саперов, тем более, что за ночь с 29 на 30 октября со стороны Косой Горы подошло несколько раненых бойцов да трое верховых на лошадях? Как оказалось, вся наша техника — тягачи, автомобили, артиллерия — были брошены на пути танкового прорыва немцев от Мценска к Туле… Может быть, гибель саперов чей-то злой умысел и кто-то из высокого командования подыграл немцам? К сожалению, этот эпизод так и остался непроясненным до сих пор…»

По воспоминаниям Сизова, разгоряченный боем Волнянский командовал организованно, без растерянности. Хотя «даже дышать временами было трудно» из-за дыма и гари беспрестанно раздававшихся взрывов. По его словам, «двигались танки группами с интервалом 500-600 метров. Стреляли наугад, так как осевший туман еще прикрывал передний край обороны». 

Первая атака была отбита, немцы отошли, оставив восемь подбитых танков. 

«Наступила пауза. Я достал кисет. Восемь огрубелых, закопченных в пороховом дыму рук жадно протянулись к махорке. Необычайно сладок показался бойцам ее дым после жаркой схватки. Но передышка была короткой. Не успели мы докурить «козьи ножки», как немцы возобновили атаки».

И вновь — слово В.И. Пудовееву. 

«Шоссе до поселка Басово просматривалось отлично. По его обочинам, слева и справа, стояли столбы трамвайной электросети и телеграфные укрепленные на четверть в высоту кусками трамвайных рельсов. Эти столбы представляли помеху для фланговых выстрелов — трудно было артиллеристам совместить промежуток между столбами и быстро двигающийся, «рыскающий» танк. Что и отразилось на третьей танковой атаке. В тот день соединение из 15-20 танков спряталось за корпусом кирпичного завода. Перестроившись, они на предельной скорости, плотным строем, выскочили из засады, повернули к зениткам, прикрывая три отставших машины, чтобы их не заметили зенитчики. Тройка танков на предельной скорости неслась к механическому институту. Вскоре один из трех танков наскочил на мину недалеко от противотанкового рва. Зенитчики заметили танки, развернули стволы орудий на 90 градусов и подбили одну машину, с другой сорвали гусеницу. Уткнувшись в землю, танк открыл прицельный огонь по артиллеристам — с его позиций расположение наших орудий отлично просматривалось. Были легко ранены несколько наших бойцов. Метким выстрелом танк подбили… Тем временем основная группа немецких танков оказалась на расстоянии 50-70 метров от наших орудийных расчетов. Только невероятными усилиями им удалось отбросить немцев, подбив при этом три танка». 

«В строю оставалось все меньше и меньше бойцов, — вспоминал М. Сизов. — Погиб наводчик Беспалов, тяжело ранило ефрейтора Сиренко. После взрыва вражеского снаряда упал у орудия лейтенант Волнянский. Термитный снаряд разорвался вблизи одного нашего орудия. Его осколок сразил ефрейтора Никитенко. Позицию потрясло несколько мощных взрывов. Это взорвались ящики с боеприпасами. 

Вместе с Волокитиным и Шейко мы вынесли в безопасное место выбывших из строя бойцов. Евдокимов перевязал им раны. Минутная передышка, и мы снова ведем огонь теперь уже из одного раскаленного орудия. 

Вдруг над огневой позицией разорвалась немецкая граната. Тяжело ранен подносчик снарядов, рассекло ногу трубочному. Еще взрыв, и в сторону полетел прицел. 

— Все кончено, — прохрипел заряжающий Волокиткин. Взрывной волной его и меня отбросило на край ровика». 

Но зенитчики выполнили поставленную перед ними задачу — враг не прошел. Самонадеянным гитлеровцам не удалось преодолеть это, казалось бы, потешное препятствие для такой силищи. Со стороны Орловского шоссе атака велась силами до 50 танков – против двух зенитных расчетов… Практически все зенитчики были ранены, многие убиты. Сизов, по воспоминаниям его жены Любови Николаевны, после того, как был отброшен взрывной волной, потерял на время слух. Волнянский погиб уже во время второй атаки гитлеровцев (что подтверждается и датой гибели в наградном листе – 8.50 утра), после чего Михаил Сизов, сам попросившийся именно на этот участок, принял на себя командование. Такой вот нетипичный для современного представления политрук Сизов, не прятавшийся за чужими спинами, не подслушивавший, кто чего не так сказал, а сражавшийся бок о бок с героями двух орудийных расчетов. 

Михаил Иванович Сизов — уроженец Московской области — Бронницкого уезда, будущего Раменского района. Успел повоевать еще в гражданскую, а с тридцатых годов, получив распределение после окончания Подольской школы продвижения на шахту в поселок Шварц судьба связала его с тульской землей. Работал в совхозе Стубленка Болоховского района, потом в Болохово на шахте — недолго, правда. Уже через два месяца попал в аварию, долго лечился. Однако на Финскую войну был призван — комиссаром, поскольку уже имел опыт работы и секретарем парткома, председателем шахткома, и, после аварии, председателем местного Осоавиахима. В составе 732-го зенитно-артиллерийского полка дошел до Германии, а после окончания войны жил в Туле, работал в Центральном универмаге — который на перекрестке Советской и Коминтерна. Умер 17 мая 1977 года. 

Есть расхождение относительно числа подбитых зенитчиками Волнянского танков. Иногда почему-то приводится цифра в тринадцать танков. Между тем как в документах указано, что шестой батареей было подбито четырнадцать немецких танков. Хотя, тринадцать — четырнадцать, это не меняет сути. Хваленый Гудериан так и не смог преодолеть силы духа горстки героев, ценой своих жизней остановивших врага. А может даже решивших судьбу всей обороны Тулы. Прорвись немцы со стороны Орловского шоссе, и все могло быть по другому. 

Из журнала боевых действий 732-го зенитно-артиллерийского полка противовоздушной обороны. 

«В 6 часов 50 минут утра 30 октября 1941 года танки противника волнами устремились к городу, пытаясь пройти огонь и ворваться в город, но все попытки фашистской гадины сломить сопротивление защитников города Тулы ни к чему не привели.

Весь день продолжался неравный бой, из которого зенитчики вышли победителями. Особенно отличились расчеты 6-й батареи, которой командовали лейтенант Волнянский и комиссар батареи политрук Сизов. Они уничтожили 14 танков и сорвали план прорыва в город по Орловскому шоссе. Образцы стойкости и самоотверженности также показали расчеты 10-й батареи под командованием лейтенанта Милованова и младшего политрука Белка. Своей стрельбой они подбили 4 танка и не дали возможности танкам противника пройти в город по дороге со стадиона «Пищевик» и поселка Красный Перекоп». 

Григорий Волнянский по нынешним понятиям иностранец — он родился на Украине, 15 февраля 1921 года в селе Глинском Сумской области. Похоронен на тульском Всехсвятском кладбище 31 октября 1941 года. Молодой лейтенант Волнянский даже на полноценную биографию не успел пожить. Нет о нем в Туле никакой информации, кроме скупых сведений из наградного листа. Даже фотокарточка — с какого-то документа — одна-единственная, кочующая из издания в издание. 

«Наградной лист лейтенанта Г.М. Волнянского:

Достоин награды: орденом Ленина.

1. Фамилия, имя, отчество — Волнянский Григорий Матвеевич.

2. Должность — зам. командира батареи.

3. Воинское звание — лейтенант.

4. Год рождения — 1921.

5. Партийность — член ВЛКСМ.

6. Образование — среднее.

7. Национальность — украинец.

8. Соцположение — военнослужащий.

9. Награждался ли ранее — нет.

10. Краткое описание боевого подвига:

Погиб смертью героя при борьбе с германским фашизмом 30 октября 1941 г. в 8 час. 50 мин.

Под руководством бесстрашного, преданного делу партии молодого командира взвод утром 30 октября встретил огнем колонну вражеских танков в количестве 40 машин, которая шла по Орловскому шоссе к городу Тула. Благодаря умению и мужеству, презрению к смерти и героизму лейтенанта Волнянского ни один танк в город не прошел. Двумя 85-мм орудиями прямой наводкой в упор разбито 14 танков противника. Остальные рассеяны и повернули обратно.

Командир полка майор Бондаренко

Комиссар полка батальонный командир Морозкин». 

Вместе с Волнянским за бои того дня были награждены командир орудия Ф.Н. Никитенко, красноармеец И.И. Беспалов, командир орудия М.Г. Казак, красноармеец А.В. Волокиткин, зам.политрука В.Ф. Шейко, политрук М.И. Сизов, командир батареи М.Н. Зайцев. Скажем несколько слов и о них. 

Выписки из наградных листов. 

Комиссар батареи Сизов Михаил Иванович. «По приказу командования полка два орудия под командованием зам. командира батареи Волнянского и руководством комиссара Сизова заняли противотанковую оборону на Южной окраине Тулы, по Орловскому шоссе. Комиссар батареи тов. Сизов смелостью и отвагой, личным примером воодушевлял бойцов, поднимал их дух на разгром врага. Утром 30 октября 2 орудиями подбили 14 танков противника, обеспечили выполнение задачи, не пропустив в Тулу ни одного фашистского танка». Наградной лист написан на орден «Красная звезда», но вручен орден «Красного знамени». 

Наградной лист И.И. Беспалова.

Достоин награды: орденом «Красная Звезда».

1. Фамилия, имя, отчество — Беспалов Иван Иванович.

2. Должность — наводчик орудия.

3. Воинское звание — красноармеец.

4. Год рождения — 1919.

5. Партийность — член ВЛКСМ.

6. Образование — 5 классов сельской школы.

7. Национальность — русский.

8. Соцположение — крестьянин-колхозник.

9. Награждался ли ранее — нет.

10. Краткое описание боевого подвига:

Орудийному расчету ефрейтора Никитенко была поставлена задача не пропустить фашистские танки по Орловскому шоссе. Наводчиком орудия был красноармеец Беспалов Иван Иванович. Тов. Беспалов коротко сказал: «Задачу наводчика выполню на отлично. Если погибну, считайте меня коммунистом». Тов. Беспалов с задачей справился героически. Орудие благодаря точной наводке уничтожило 8 танков с экипажами. Сам т. Беспалов погиб смертью героя 30 октября 1941 года в 8 часов 30 минут». 

Наградной лист И.Г. Казака.

Достоин награды: орденом «Красная Звезда».

1. Фамилия, имя, отчество — Казак Иван Герасимович.

2. Должность — командир орудия.

3. Воинское звание — ефрейтор.

4. Год рождения — 1918.

5. Партийность — беспартийный.

6. Образование — 4 класса сельской школы.

7. Национальность — украинец.

8. Соцположение — рабочий.

9. Награждался ли ранее — нет.

10. Краткое описание боевого подвига:

Командиру орудия ефрейтору Казак И.Г. была поставлена задача не допустить фашистские танки в город Тула по Орловскому шоссе. Тов. Казак с честью справился с поставленной задачей: ни один танк через его сектор в город не прошел. Расчет под его смелым руководством уничтожил 6 фашистских танков с экипажами, остальные танки повернули назад. В этом бою тов. Казак был тяжело ранен. 

Всего 30 октября в боях за Тулу немцы потеряли 31 танк, 26 из которых зенитчики расстреляли прямой наводкой. После первых успешных дней обороны 1 ноября последовал приказ: «Умереть, но Тулу не сдавать!» И они, известные и безвестные герои, ее отстояли. 

Вечная память тем, кто не дрогнул в тот страшный момент, и в кошмаре непрекращающихся многочасовых боев сохранил в себе мужество сражаться до конца. Наверное, да нет, наверняка, подвиг расчета Волнянского, политрука Сизова достоин быть отмечен более чем названием одной малозаметной улицы. Однако в череде безликих памятных знаков, посвященных победе в той войне, которых за последние годы установлено немало, места этим героическим солдатам своей Родины пока не находится. Хотя в некотором смысле памятник Волнянскому в Туле есть. Вот только установлен он под Воронежем, на территории расквартированного здесь 108-го тульского зенитно-ракетного полка противовоздушной обороны. 

Ну и в завершение рассказа еще одна цитата из воспоминаний В.И. Пудовеева, в какой-то степени относящееся к событиям того дня.

«Минное поле просуществовало до 1947 года. Можно предположить, что его карта была потеряна, а те, кто давал команду ставить мины, погибли. Но за шесть лет по шоссе прошли тысячи груженых автомобилей, много военной техники. Только весной 1947 года, подготавливая фундамент под пилораму на правой стороне Орловского шоссе, рабочие наткнулись на две противотанковые мины советского производства. Вызванные из войсковой части саперы обезвредили 39 противотанковых мин, обнаруженных под булыжным покрытием и на правой стороне дороги. Из стальных корпусов штампо-сварных прямоугольных минных коробок был извлечен тринитротолуол в шашках и взорван в песчаном карьере-овраге кирпичного завода. Две пустые коробки от мин я притащил домой — в них хранился запас гвоздей, гаечные ключи и другой инструмент. 

Нам, повзрослевшим мальчишкам, интересно было наблюдать за выражением лиц шоферов, проезжавших весной 1947 года у кирпичного завода и с удивлением читавших надпись, выведенную кузбаслаком на широченном, проходившем через всю дорогу, осиновом горбыле: «Объезд. Мины». Стрелка показывала путь объезда…