- Ну, братцы вы мои, и смеху же было в тот раз! – сосед по квартире Петька Балабанов – по прозвищу балабол – довольный, что его допустили к застолью, уселся на диван и, округлив губы, ловко выпустил к потолку три густых кольца дыма. – Морозец стукнул градусов под двадцать, а тут на тебе – похороны! Едва, помню, прибыли на квартиру, братец покойничка – Васька – заявился. С банкой самогона. Сам лыка не вяжет. Племянник Андрюха ему: «Ты что,  дяденька, сдурел окончательно или с крыши рухнул? Братец твой младший, - говорит, - дуба дал, уж неделю тому как, а ты ни сном, ни духом! Да ещё с праздником заваливаешь!». Тот сначала вроде прослезился, припав у двери, а потом дополз до дивана, упёрся, как баран, и давай долбить башкой о спинку: «Не мог Витька помереть! Куда Витьку дели?».

Мы ему уж и так, и эдак объясняем, что, мол, помер твой братан, царство ему небесное. В полном одиночестве и аккурат возле входной двери угадал, только изнутри, подлец. Спасибо соседям – сообразили! Откомандировали с участковым на пересылку?.  Уж какими только запахами он их не потчевал, однако принюхивались как-то, терпели. А тут ну просто невмоготу. «Хоть скафандры заказывай, - говорят, - да всем кондоминиумом на орбиту. Дверь кое как вскрыли, тут следом и милиция с честью: «Прискорбно приветствуем! Не мешало бы, - говорят, - родственничков скоропостижно пригласить!». Тогда-то про Андрюху и вспомнили.
Петька затушил окурок, залпом опрокинул налитый ему бокал с водкой, зацепил вилкой две шпротины, соединил их с кусочком чёрного хлеба и, спрятав всё это во рту, продолжил обещанный рассказ:

-  В общем, налили Ваське стакан за «утро вечера мудренее». А утром приходим – он опять за своё: «Куда Витьку дели? Веди обратно!». Решили отправить его с какими-то старухами на кладбище. Там показать. Как никак родственник. Ну а сами – на пересылку.
Еле нашли там распорядителя. Сидит в закутке, задрав ноги на каталку, как ни в чём не бывало, и бутерброд с бужениной жрёт. В другой руке – пакет с томатным соком. Представляете!? А жмуриков вокруг, что курортников в сезон на Павелецком. Лежат, грешные, где ни попадя – на полу, по углам, по полкам.
Андрюха на покойника смотреть отказался. Закрыл лицо шапкой, сунул бумагу санитару под нос, да тут же и выскочил, как ошпаренный. Ну а нам куда деваться? Стоим в дверях - ждём. Гадаем впотьмах, на которого санитар укажет? Слышим – кричит откуда-то: «Забирай того, что ближе к выходу!». Оглянулись – тут их несколько. И все, вроде, у выхода. «Которого? – Кричу. - Их сам чёрт не разберёт». Тот выглядывает: «Нечто не видите!? В чёрный целлофан завёрнут». Тут только и сообразили. Его, горемычного, за давностью дела упаковали уже. От того и не понять, что там в рулоне – то ли человек, то ли ещё чего. Кое как в гроб уложили, крышкой накрыли и в ПАЗик. Слава тебе, думаем, Господи, - закопать осталось!

Петька снова потянулся, было, за шпротиной, но, переведя взгляд на салями, передумал. Повторив всю операцию уже с колбасой, он попросил налить ему пива. Все молча наблюдали, пока опустошался бокал. Сделав последний глоток, он крякнул от удовольствия и смахнул рукавом с губ остатки пены:
- Дотащились к полудню едва-едва. Народец там уже подмерзать стал. Трутся друг о дружку, с ноги на ногу переминаются. Могильщики, нас увидев, сразу в ПАЗик бросились отогреваться. Один Васька, изжога ему в глотку, сидит на чужой могильной изгороди хоть бы что и горизонт наблюдает. Только нос синий блестит. Раз пять, старухи прошептали, к бутылке прикладывался.

Примостили мы гроб на табуретки, ждём дальнейших распоряжений. Старухи, какие были, потоптались у гроба, платочками глаза помяли и отошли в скорбном молчании. Вдруг ко всеобщему изумлению Васька подымается, будто и не пил вовсе. Подошел, встал и на гроб указывает:  «Если он действительно тута, хочу проститься с братом и напутственное слово ему в последний раз высказать. Давай, - говорит, - расчехляй!».
Мы все так и опешили. Как это расчехляй!? Так что ли нельзя с обращеньем выступить. Кому охота в гробу ковыряться?... Ну а тот ни в какую. Покажи ему брата и всё! Ладно, думаем, раз так. Хозяин – барин. Да и обещали вроде. Надрезали упаковку, как могли, и в сторону – остограмиться. Васька подошёл, глянул, да как заорёт: «Куда, изверги, брата Витьку дели?! Не он это!» И повалился на снег в беспамятстве. У меня даже водка в горле встала – ни туда, ни обратно. С трудом протолкнул в брюхо. Старухи в слёзы. Запричитали, закрестились. На нас косятся, будто сам Зурабов собственной персоной перед ними образовался. Нечистую вспоминать начали. Могильщики в автобусе припали к окнам, дуют в стекла, тычут пальцами в проталины, только глаза скачут. Ну, думаем, вот тебе настоящая что ни на есть детективная драма и трагикомедия с послесловием и продолжением…

Петька усмехнулся, мотнув головой, вынул из пачки сигарету и закурил:
- Через час или полтора подруливаем обратно к пересылке. Стучим в дверь. Никого. Стучим в окно. Опять никого. Наморщили лбы, закурили... Минут через двадцать распорядитель объявляется, за ним санитары с новым клиентом. Андрюха на них с матом: «Вы что нам тута за пакет подсунули!? Тычете не разобравшись, а в нём даже весу не хватает почти двадцать кило!». Те в отказную: «Ни чуть, - говорят, - не бывало у нас такого факта, чтобы покойники друг с другом перепутывались - не за прилавком работаем! И вы, - говорят, - оставьте ваши аргументы и комментарии при себе на вечную память». Однако пошли что-то там в бумагах копаться. Мы, тем временем, нашего возвращенца вынули из гроба и тихонько прислонили обратно в уголок.

Немного погодя, прямо из церемониального зала выходит к нам их главный врач с красным лицом и совершенно так бесцеремонно заявляет: «Чего выкобеливаетесь, мошенники? Может вы хотели, чтобы мы тут вашему родственничку визажиста выписали и в английский смокинг переодели?» Короче, другого подходящего родственника, говорит, у нас для вас нету. Поэтому забирайте, какой есть и не мешайте работать. А двадцать кило, говорит, можете в подсобке ливером добрать.
- Тут уж и меня самого за живое задело. – Петька изобразил, насколько мог, серьёзное лицо и придвинулся в столу. - Какого, говорю, лешева мы должны чужого дядю в нашей могилке хоронить?! Может быть, он отъявленный подлец-алиментщик и долгов за коммуналку накопил, а мы под каждую Пасху будем над ним горьким воспоминаниям предаваться и пламенные речи произносить. Наш покойник, говорю, любитель детей, член общества и добровольный налогоплательщик и вы такую пересортицу допустить  никакого права не имеете.

 Глядим, задумался краснолицый. Обратно отбыл. Ещё чуть погодя выходит вместе с распорядителем и сразу к Андрюхе: «Примите, - говорят, - наши исключительные соболезнования, но дядя ваш ещё утром, видимо, уехал на попутке в соседний Запредельский район. Его по ошибке тамошние засланцы отгрузили, по просьбе дальних родственников…

С сожалением посмотрев на остаток сигареты, Петька глубоко затянулся и, затушив окурок, словно паровоз, вытолкнул из всех лицевых отверстий облако дыма:
- В общем, получилось, что дядю нашего в соседнем Запредельском районе эти «засланцы по просьбе дальних родственников», как и положено, закопали уже часов пять тому. Естественно и поминки справили всем скопом, и разойтись успели с лёгким сердцем. А нам тут хорони, кого ни попадя, и поминай, кого не знали.
Он обвёл заискивающим взглядом присутствующих и, поняв, что не производит должного впечатления, грустно посмотрел на початую поллитровку.
- Всё что ли? – Встрепенулась от задумчивости хозяйка застолья Полина Григорьевна. – А я и вправду подумала, что смешно будет. Иди-ка ты, Петька, домой – жене анекдоты свои рассказывай. То же мне, Петросян выискался. Гляди-ка захмелел уже!

- Подожди ты, Полина! – Одёрнул её супруг. – Дак что же, так и закопали, выходит, подкидыша?

- Да нет, конечно! – Обрадовался Петька возможности продолжить приятное времяпрепровождение. – Как хотите, а я до сих пор представить не могу, как они всё устроили!? Потом один из санитаров поведал по секрету, что такой скандал там в Запредельске затеялся - чуть до прокурора дело не дошло… Однако как стемнело, спустя, может быть, часа три, доставили они нам нашего покойника прямо к могилке. К тому времени Васька в ПАЗике уже и поспать успел. Ну а мы за что только не пригубили: и за «долгую память»; и за «иронию судьбы»; и за «весёлый дядюшкин характер»…

- Да какой, к чёрту, весёлый? – Не выдержала хозяйка. – Что ты плетёшь-то, варвар, разве можно над такими вещами иронизировать?

- А как не весёлый? – Вцепился в неё лукавым взглядом Петька. – Уже и на том свете едва не сотню вёрст лишних накрутил. И в чужой могилке полежать успел. Да, считай, двойные поминки по себе отгрохал в двух районах. Попробуй-ка сама-то, шиш получится!
Такая простодушная находчивость откровенно развеселила присутствующих.

- Давай, Петро, досказывай! – удовлетворённо подмигнул ему хозяин, не обращая внимания на жену.

Почувствовав поддержку, Петька уже сам налил себе в стакан, разом выпил и, поморщившись в рукав, осоловело обвёл взглядом гостей:
 - Я бы ни за что не поверил, если б сам не участвовал в этом цирке. Васька, убедившись, что в гробу действительно брат находится, такую речь двинул - сам митрополит позавидовал бы! Прямо Цицерон, типун ему под язык, - обратно чуть не заморозил всех! А как закончил, «подайте, - говорит, - мне гвозди и молоток! Хочу самолично поставить все точки над «i» и вбить в крышку родственника последний гвоздь, чтобы уж боле никуда не вздумал рвануть с того свету».

Петьку чуть повело в сторону, но он удержал равновесие и вдруг закатился заразительным смехом:
- Взял Васька гвозди, пятнадцатый не то номер – штук пять – и прямиком в рот себе, по привычке. Мы все ждём, когда он стучать начнёт. А он повернулся и глазами на нас хлопает. И молчит. К языку-то обе губы себе гвоздями приморозил. Ха-ха-ха! Поставил, дурень, все точки над «i»…
Петька не в силах удержаться в вертикальном положении повалился на пол. В словах уже было ничего не разобрать – то ли он ругается на кого-то, то ли смеётся.
Уносили соседа все присутствовавшие.

Арсений Щукин ©

Прим.: «Пересылка» – имеется в виду морг.