Уважая мнение «PRяничных» комментаторов (а они метали стрелы в направлении моего стиля, моей объективности и моего положения якобы за дверью зала), отправляясь на заслушивание обвинительного приговора Владимиру Тимакову, в качестве дресс-кода я выбрал black tie (в самом узком смысле) и возложил ступни на подошву повыше, чтобы хоть как-то возвыситься над схваткой.
Возможно, мне следовало бы заткнуть уши, чтобы не слышать чарующие звуки дудки, под которую пляшут прокуроры с судьями, либо вырезать из памяти пятилетие правления Вячеслава Дудки и насмерть усыпить совесть, чтобы не симпатизировать обвиняемому.
- Как настроение? – спросил я Владимира Тимакова за полчаса до начала заседания. – Боевое?
- Дембельское, - весело сказал он. – Уже скорее бы всё это кончилось.
Мест в зале уже не было. Капитан службы судебных приставов (несмотря на наличие местного майора) поначалу вежливо выводил стоящих сочувствующих за дверь. Но они не хотели за дверь, о чём активно сообщали капитану:
- Да, мы здесь уже тринадцать заседаний отсидели. А вы ни одного!
- Почему вы нас не пускаете, ведь заседание открытое!
Капитан честно советовал жаловаться на него начальству, но заверял, что больше 12 человек внутрь не пустит. 12. Этому залу явно не хватало порхающей михалковской птички, обозначающей справедливость. Летай она здесь, вполне могла бы ср…ть на тексты УК, УПК, Конституции и вообще – на Закон, т.е. быть солидарной с судьёй Котовой и прокурором Моисейчевым.
- Фамилия! Ваша фамилия! Я буду жаловаться! – истово обещала капитану верная соратница Владимира Тимакова.
- Да, достали уже! – орал капитан. – Пятый раз вам говорю: меня зовут Андрей Михалыч Гуня! Вот мой значок, - при этом Андрей Михалыч Гуня поворачивался к каждому из стоящих в сенях левой частью груди, давая списать номер. Т.е., нельзя не заметить, Андрей Михалыч Гуня был честным мужиком. Так, как он подставлял грудь вероятному противнику, её, наверное, не подставлял амбразуре Александр Матросов.
Я тоже встретился глазами с этим чёрным бушлатом при попытке прорваться на открытый судьёй Котовой и закрытый приставом Гуней процесс.
- Не могу, - говорил он. – Двенадцать, - повторял Андрей Михалыч, как заведённый. Было что-то магическое в этом беспокойном желании защитить красивую цифру – любой тринадцатый был для пристава Гуни врагом из другого царства. Так бы и остался я на этот раз за дверями, если бы не чудо, а именно отсутствовавшая Анна Паничева. Место нашлось рядом с Владимиром Тимаковым (таким образом, оказался утёрт нос тех комментаторов, которые утверждали, что мне с моего – ни черта не видно). Т.е. нас в зале всё-таки оказалось 13, но как отреагировал Андрей Михалыч Гуня, я не знаю.
- В каком буду здесь статусе? – спросил я обвиняемого, опускаясь в кресло рядом с ним.
- Общественный защитник! – бодро ответил он.
Утерев нос комментаторам, я понял, что сделал то же и с секретарём судебного заседания. Сопливую девчушку, полтора месяца назад едва-едва спасавшую протокол от знакомства с гноем путём игривых похрюкиваний, заменили на брутального вида барышню с лицом, которое не то, чтобы сморкаться, а улыбаться вряд ли умело.
Но и с ней случилась оказия. Новая девчушка была настолько серьёзной, что не хотела ни с кем говорить. Даже когда в зал вошла судья Котова, девчушка, насупилась, но не заговорила. Зал, будучи за 13 раз натренированным, послушно встал. Проходя мимо меня, Наталья Котова так запепелила глазами в сторону девчушки и так зашептала (если не зашипела…) «встать, суд идёт», что даже эту девчушку проняло: «Встать! Суд идёт!» - сказала она гулким баском стоящему залу.
- Провозглашается приговор, - начала свои сольные 62 минуты судья Котова.
Я посмотрел на неё и понял, сколько воды утекло с последнего моего визита. Сколько утекло на её корни краски для волос. Напротив закашлял гособвинитель Моисейчев, и я посмотрел, сколько воды утекло на его рубашку. Много – она была кипельно белой. Возможно, так казалось из-за смуглой кожи прокурора. Он приобрёл загар. Но, увы, не шампунь для волос. Так что есть ещё прокуратуре над чем работать.
Не останутся без дела и представители Вячеслава Дудки – юристы Леонид Ивченко и Юрий Гаврилин (один, говорят, карьерой папе обязан, другой – маме). Но оба они, в хороших костюмах, с айфонами, бритые, без перхоти, один лысый, другой с чистой головой (привет светлой голове Владислава Моисейчева) осматривались мной с одобрением, пока я не опустил глаза на их пальцы. Боже ж мой, власть, почему ты не можешь выглядеть достойно? Почему ты носишь пальцы с грязными ногтями, заусенцами и покусанной кожей? Операция «чистые руки» - я прописываю тебе её в приоритетном порядке, власть.
Впрочем, не исключено, что руки директора правового департамента администрации области Гаврилина были испорчены работой – такой большой приговор было сложно написать. Хотя, конечно, хватил я. Свой, только свой собственный приговор читала Наталья Котова.
Она читала, а я думал, как может исковеркаться смысл песни, если заменить в ней всего одно слово. Состоялся ли у Натальи Котовой в её кабинете за это время хоть один «Разговор с совестью»? «Совесть вдруг в тишине постучалась в двери…» Вот бы это были двери совещательных комнат. «Неужель ты ко мне?» Действительно, совесть российских судей нечасто посещает – в прошлом году всего лишь в 0,8 % приговоров. «Верю и не верю» (очень судейская реплика). И конечно: «падал снег, плыл рассвет, осень моросила. Столько лет, столько лет…». И все российские судьи с солистами Зорькиным и Лебедевым хором под управлением Владислава Суркова: «Где тебя насииилааааа?»
И кажется, изменилось что-то. Наталья Котова приговор читает. Тяжело ей, во рту сохнет, она руку на грудь положила и морщится иногда. Читает, а рука лежит. И морщится. Прямо извиняется будто. Ни дать, ни взять Инна Чурикова из «Ширли-мырли»: «Прости меня, дуру грешную!»
Читает. Держится. Листочки приговора сильно трясутся в её руках, руки сами тремоло изображают, голос срывается. Вот хоть не читай, а разревись в мантию и убеги со словами: «Я так больше не хочуууу!»
Но она читала. «…а такого не было даже во времена Стародубцева» - повторяла она раз за разом окончание фразы, приписываемой обвиняемому про «коррупцию на пятёрочку». А уж сколько раз она говорила слово «Дудка»… Столько раз Пётр Толстой и Евгений Ревенко на пару в своих воскресных аналитиках слово «Путин» не повторяют. Если у губернатора случился страшный приступ икоты, пусть знает: виновата Наталья Котова.
Она всё читала, читала, листочки таяли, ножки стоять уставали. Спасаясь от упадка, я впал в припадок – хор опять заголосил. Солистом на этот раз оказался Виктор Данилкин. Дирижёром – Игорь Сечин. «Тот, кто ждёт» (второй приговор), «всё снесёт» - даже Краснокаменск, но в канонической версии: «как бы жизнь не била» (вторым сроком). «Лишь бы всё, это всё не напрасно было» (положенные в лире слова Михаила Ходорковского о готовности положить жизнь ради появления правового государства).
- Признать Тимакова виновным в соответствии с ч. 2 ст. 129 УК РФ, - бубнила Наталья Котова, не глядя вовсе на улыбающегося Владимира Тимакова.
Шла уже 50-я минута. Мне было почти жаль Наталью Котову. А Владимира Тимакова не было. Он улыбался. А потом взял мой блокнот, ручку, нарисовал «100.000» и подчёркнул. Теперь улыбался и я.
Посмотрел в зал. Все всё понимали. Они тоже улыбались. Только прокурор Моисейчев хмурый. Пуговки латунные с орлами блестят. По три звёздочки на погоне блестит. Скоро по четыре блестеть будет.
Кого точно жаль – тёщу Владимира Тимакова. Я уже писал: всем бы таких тёщ. Но тогда она отстаивала своего зятя в революционном запале, а теперь постоянно утирала платком слёзы (позже по секрету она расскажет, что молится за Владимира Тимакова, а поскольку женщина она, по всему видать, своего добивающаяся, я бы на месте Вячеслава Дудки начинал готовиться к Страшному суду, причём вовсе не в роли потерпевшего).
В мировом же суде все стоять давно устали, поэтому те, у кого есть столы, на них облокотились. Прокурор Моисейчев, судья Котова, обвиняемый Тимаков. А поскольку сильно согнуться неуважительно как-то, опирались только пальцами. Так тут и случился целый спектакль.
Владислав Моисейчев пальцы широко расставил, указательный и средний. Мол, вот как ноги Закона стоят – крепко. Наталья Котова так же – указательным и средним свой стол попирала (во второй трясущейся руке – приговор).
Вдруг, прокурорские пальцы опустились на две фаланги, будто бы преклоняя колени. Я мигом перевёл взгляд на пальцы судьи. Минута, две. И вот уже я еле сдерживаю себя от того, чтобы растянутся от уха до уха, потому что и пальцы Натальи Котовой тоже встали «на колени», а прокурорские с них ещё не поднялись. Стоят, значит, вдвоём пальцами «на коленях». «Эх, - думаю, - зашёл бы сейчас потерпевший по делу о клевете, посмотрел бы на их пальцы, похвалил бы…»
Для завершения картины я выгнул слегка голову вперёд и понял, что всё, край! Старина Фрейд ржал на небе, покатываясь по облаку и держась за живот: Владимир Тимаков опирался одним пальцем (остальные были согнуты). И палец этот был средним.
- В связи с отсутствием судимости, публикацией опровержения и отсутствием общественной опасности деяния, совершённого Тимаковым, наказание не назначать, - выказывала Наталья Котова своё милосердие. Меру пресечения она оставила без изменения до вступления приговора в силу. Владимир Тимаков по-прежнему невыездной. Он признан виновным, виновным же его признает и апелляционная, и кассационная инстанции. Приговор вступит в силу до истечения срока давности. Он сложит мандат. Администрация области добьётся своего. Никто никому по уголовному процессу ничего не должен – ах, какая добрая администрация – никаких денег ей не надо, лишь бы реноме восстановить. Зато по гражданскому делу – да, миллион, его уже выплачивают (семья Тимаковых хочет, кстати, чтобы приставы побыстрее забрали у них пианино в счёт долга – мешает оно им).
- Ну, хоть денег больше не возьмут, - улыбнулся обвинённый, глядя на свои подчёркнутые «100.000».
Он дал короткое интервью ИА «Тульские новости», но брала его уже не Екатерина Пояркова (она от греха подальше уволилась от Андрея Мазова, и к Владимиру Тимакову на пушечный выстрел не подходит, хотя суд доказал, что телефонный звонок может быть страшнее пушечного выстрела). По окончании интервью признанный виновным судом, но невинный в глазах народа (а мы знаем, откуда истекает глас Божий) Владимир Тимаков получил свою долю аплодисментов в лицо (представители губернатора, надо сказать, получили шепки в свои спины, и будь в зале камни, и они полетели бы в них).
Анна Паничева по телефону сообщила, что такие приговоры обычно выносят, когда понимают, что человек невиновен, но знают, что наказать надо.
Когда мы вышли на улицу, а Владимира Тимакова ещё не успели окружить бойкие старушки и дедки, я сочувственно похлопал его по спине. Нет, не в смысле поддержки (мне далеко до любви к нему его жены и тёщи и до идейности его соратников) – просто было интересно, где же он прячет стальной или титановый стержень (где же, если не на спине?). Его всё гнут и гнут, а он не сгибается. Ну, может такое быть без стержня? Какая ж спина выдержит?
Отмечать сваливание камня с плеч они пошли всей семьёй, захватив меня. Я смотрел, как Владимир Тимаков играет со своим пятилетним сынишкой Макаром и думал, что он должен миллион, он осуждён «по уголовке», он потеряет трибуну, его не оставят в покое, его многие предали, у него есть любящая жена, два сына и дочь. Он счастлив.
Джон Уотсон
Все комментарии...
Сильно написано!