Открытое письмо Яны Душаковой в редакцию портала.
1 марта 2018 года к 4 годам колонии был приговорен мой муж.
Сама суть уголовного дела, а после и судебный процесс стали оскорблением таких понятий, как "независимость суда" и "истина". "Дело Душакова" оставит след грязной пощечины на истории Тульской правосудной системы.
Раз уж они осмелились – я осмелюсь тоже.
И если суд, на рассмотрение которого было передано это дело, не установил правды, не пытался и этого даже не утаивал, выскажусь я – чтобы не стать одним из участников этого заговора.
Тульские порталы 4 апреля 2017 года заполнились новостями о задержании очередного "коррупционера". Люди обсуждают чудовищный акт вымогательства Душаковым денег у двух щекинских предпринимателей – Люстгартена Романа и Сергеева Юрия. Пойман с поличным при передаче 100 тысяч рублей в самом центре Тулы, у здания правительства.
Народ негодовал: самое суровое наказание будет слишком мягкой мерой, есть желающие, чтобы обвиненный в преступлении Душаков до конца своих дней висел "на морской скале"…
Неужели есть такие инструменты, которые одномоментно способны разжечь такую ненависть у нормального человека, туляка, не знающего обстоятельств дела, не слышавшего самого Душакова, а верящего только информации, полученной из СМИ?
Есть. И чтобы в этом убедиться – достаточно изучить приговор, прочитанный в суде.
Обвинение…Потерпевшие сначала не имели единого мнения, сколько и за что у них требовал денег Душаков.
Сначала это было вымогательство взятки по 100 тыс. руб. в месяц до конца 2017 года. Потом – посредничество во взятке для передачи главе администрации Щекинского района Федосову для победы в аукционе, назначенном на конец апреля 2017 г. Но на оперативной съемке Душаков на предложение потерпевших договориться с главой администрации о выигрыше в аукционе отвечает, что тот с победой в нем не поможет никак, отказывает. Взятка не клеится, а Душаков задержан. И тогда появилось вымогательство денег на спонсорскую помощь.
Начало дела покажется абсурдом каждому, кто узнает его детали.
Потерпевшим обрабатывали метящим веществом руки и наговаривали текст, который они должны произнести на микрофон. Уже после задержания моего мужа оперативник одобрял, что потерпевший Сергеев Юрий правильно и крепко взял за руку Душакова, Сергеев жаловался, что из-за этого у него теперь все руки липкие от порошка, а второго потерпевшего, Люстгартена Романа, оперативник хвалил за то, что тот все правильно произнес, "как договаривались". Эта беседа вошла в оперативные материалы, а позже экспертами следствия была вырезана. Именно поэтому наши адвокаты так пытали их – по какой причине были обрезаны полные записи с задержания.
Но произошло упущение следствия, не позволившее скрыть следы заранее запланированной провокации: в материалы дела попали обе записи – и обрезанная, и полная (следователь забыла убрать), с ними мужа, как положено, ознакомили по окончании следствия, и так эта полная запись оказалась у нас.
А потом, видимо, обнаружилось, что произошло, поэтому когда мы попросили суд просмотреть эти полные записи в заседании – он нам отказал.
Как и отказал в осмотре вещественных доказательств, что закон запрещает делать. Да, в суде были просмотрены материалы оперативной съемки. Но часть, не все.
Тогда мы попросили суд приобщить в материалы дела флэш-накопитель, на который следователь перенесла эти записи для нас – суд отказал. То есть в материалах дела, в суде, сейчас лежит подтверждение спланированной инсценировки против Душакова. И оно укрывается.
Я подчеркиваю это потому, что именно здесь кроется начало – провокация. Мне хочется дать понять, как стала возможной последующая судебная ошибка, как она родилась.
Само задержание произошло около 16 час. 4 апреля. А допрашивать мужа начали только под ночь и всю ночь. Этой же ночью провели обыски дома. Под утро, перед окончанием следственных действий перед ним положили два документа: СИЗО или домашний арест. Рядом с документом на домашний арест лежал заранее напечатанный протокол его допроса с подробной легендой, продуманной следствием и признанием вины в том, что получил 100 тысяч руб. Напомнили про жену, маму с инвалидностью и сына. Основным инструментом давления в ту ночь была я. Я ждала нашего второго ребенка.
Потом был арестован наш участок земли. В аресте в качестве понятой была родная сестра жены потерпевшего Люстгартена Романа. А не могла – закон запрещает. Понятую привозил сам Люстгартен к зданию суда, где в тот день продлевалась мера пресечения мужу. Я там присутствовала и лично была свидетелем, как не скрываясь, сидя в машине Люстгартена Р., следователь Артюшкова Т. В. с его родственниками подписывали протокол ареста на имущество, которое вскоре может стать их.
После было уничтожение переписки с потерпевшими с телефона мужа, которая могла подтвердить его настоящие показания. Экспертами установлен объем и дата уничтожения информации, которая пришлась на период, когда телефон находился в СУСКе. Обращаемся в следственный комитет. Свои же коллеги провели проверку в отношении следователя Артюшковой Т. В. Спросили: "Удаляла?" Она: "Нет". Спрашивают потерпевших. Они: "Между нами никакой переписки не существовало". Нам ответ – доводы вашего эксперта не подтвердились.Тогда муж просит осмотреть следователя свою электронную почту, там тоже сохранилась переписка. Осматривают без вызова мужа. Затем читаем в протоколе "писем не обнаружено". Испугались, думаем: опять уничтожили. Открываю почту – они там. Делаем осмотр почты с экспертом, выгружаем нужные письма, переносим в заключение, прикладываем диск с "необнаруженными" письмами. Передаем суду, просим ознакомиться и приобщить к материалам дела. Эксперт, проводивший экспертизу, явился в заседание, готов быть допрошенным. Муж с улыбкой: "Уважаемый суд, вот смотрите! Я не лгу."…. Суд даже в руки не берет. Отказано в приобщении. Возвращают и экспертизу и выгрузку из почты.
Думаем, думаем… Вспомнили, что в старых телефонах, которые давно не использовались мужем и не были при нем в день задержания, должна сохраниться часть переписки с потерпевшими. Нашли телефоны, аналогично: передаем экспертам, те выгружают переписку, получилось найти только до осени 2016 года. Готовят заключение, заверяют, приезжают в судебное заседание для допроса. Заключение с сообщениями на 90 страницах (читай выше показания потерпевших – "переписки не существовало"), передаем суду, просим ознакомиться, приобщить в материалы. Отказано…не читая.
Как подтверждать свою позицию? Остаются только свидетели. Просим допросить. Отказано…
…Надо сказать сам судебный процесс начался в первый рабочий день после рождественских каникул – 9 января. Гособвинителю суд предоставил 1,5 месяца на оглашение доказательств вины Душакова А. и 11 заседаний. Нам суд дал 4 заседания, на пятом был вынесен приговор... Мужем лично было заявлено 16 ходатайств. Во всех отказано. Из всего объема наших доказательств в основном процессе суд взял только его письменные показания.
…Что Саша хотел и мог доказать? Что содержалось в экспертизах?
Что не было никакого вымогательства. Что не было никаких угроз. Что не было никаких взяток. Что был общий бизнес. Что он просил, а они привозили в администрацию одеяла для ветеранов, цветы к Дню учителя и пряники для выпускников и что ничего этого он не присваивал. Что вся эта помощь оказывалась с указания главы администрации Щекинского района. А потому что посмотрите новостные ленты за 2016 год на сайте Щекина. Что за большие мешки на молниях у Олега Анатольевича Федосова в руках, стоящего рядом с ветераном? И спросите у него: откуда у него этот подарок?
Я отрицаю существование и состава и события этого преступления. Нарушение запрета на участие в предпринимательской деятельности, действующего в отношении чиновников – да. Нарушение финансовой дисциплины при приеме спонсорской помощи от предпринимателей района – да.
Но обман в том, что Душаков может повлиять на итоги аукционов, когда общеизвестно что это невозможно, угрозы в том, что если ему не будут переданы деньги на спонсорскую помощь, то Душаков разорит бизнес потерпевших… это ложь. И ложь тем более циничная, что Сергеев и Люстгартен, обидевшись на то, что перейдя в правительство муж, внесший свои личные деньги на развитие бизнеса, решил из него выйти и завел разговор о возвращении его доли, врут безнаказанно. Эксперты поймали их на вранье, но суд этот документ также не дал нам возможности предъявить.
На защиту мужа встал Совет по правам человека при президенте РФ в лице Бабушкина А. В., который возмутился нарушениям фундаментальных норм уголовного процесса. Об этом он направил в адрес правоохранительных органов и суда внепроцессуальное обращение. Вывесили ли его на сайте суда? Нет.
Во всем том, что я описала выше, содержатся факты, объясняющие, каким образом совершена судебная ошибка. Душаков А. стал участником инсценировки, отказа в правосудии, что позорит всю нашу правоохранительную и правосудную систему.
Заканчивая, я:
Я обвиняю потерпевших Люстгартена Р. и Сергеева Ю. в том, что они стали инструментами в игре, которая изменила всю нашу жизнь. В том, что они прячутся за плохое общественное мнение, сложившееся о чиновниках, и за спины правоохранителей. В том, что они увлекли всех дальнейших участников этой истории за своей ложью.
Я обвиняю Главу администрации Щекинского района Федосова О. А. в том, что он смалодушничал. В том, что он не сразу, но стал отрицать, что давал распоряжения о поиске спонсоров на конкретное мероприятие, несмотря на наличие наших письменных доказательств обратному. В том, что сначала на очных ставках он дал показания, где согласился с Душаковым А. в том, что администрации оказывалась спонсорами помощь на мероприятия, которые недостаточно (или совсем не) финансированы бюджетом. Согласился, что это направление работы велось Душаковым А. А затем, через 5 месяцев в судебном заседании все "забыл" и обязал "забыть" всех допрошенных сотрудников администрации.
Я обвиняю допрошенных сотрудников администрации Щекинского района в том, что они поддались несправедливому указанию. И несмотря на то, что я понимаю, что все они до сих пор работают в администрации, а значит, содержание их показаний решалось руководством, для меня это такое же проявление малодушия и подлости.
Я обвиняю следователя Артюшкову Т. В., которой было поручено проводить расследование, в том, что она произвела его пристрастно. В том, что она оттачивала противоречивые и разные показания потерпевших до состояния нужного тождества, которое способно привести и привело к обвинительному приговору. За все ловушки, в которые она загоняла мужа, его признания и показания.
За то, что по вине ее небрежности в хранении телефона или по каким-то еще причинам стало возможным удаление с него информации, что лишило нас доказательств в суде. За то, что "не обнаружила" писем в электронной почте, что лишило нас доказательств в суде. За то, что она действовала заодно с родственниками потерпевших, налагая арест.
Я обвиняю двух экспертов-фоноскопистов в том, что спрятали и обрезали важные фрагменты оперативных записей, содержащих разговор оперативника и потерпевших о том, что рука мужа взята ими правильно, а нужный текст произнесен на микрофон "как договаривались". В том, что они неправильно понимают интересы службы в государственном экспертном учреждении и что позже на суде отстаивали справедливость своего заблуждения.
Я обвиняю судью Митяеву О. В. в том, что она совершила судебную ошибку. В том, что имеет странное представление о правосудии, выдавая позицию обвинения за истину… истину, которая даже не обсуждается. В том, что не приобщила к материалам дела доказательства мужа. В том, что не допустила к участию в деле ни одного из экспертов, явившихся в заседание, заявленных защитой. В том, что нарушила право Душакова А. на ознакомление с вещественными доказательствами (диск с видео, содержащим разговор оперативника с потерпевшими). В том, что не произвела судебное следствие о заявленных Душаковым А. фактах уничтожения информации с телефона и провокации, о чем свидетельствовала видеозапись. В том, что закрыла на все это глаза. В том, что нарушила правовые принципы равноправия сторон. В том, что судья была уполномочена свершить правосудие, но ничего не сделала.
Мое письмо – это крик моей души. Когда-то я надеялась на объективный суд – где, я думала, мы сможем заявить свою позицию, представить доказательства, а суд, приняв их и оценив, даст им правильную оценку и вынесет правосудный приговор.
Я осознаю, что выступаю в сложной роли жены "чиновника", и в общественной атмосфере ощущаю агрессию по отношению к себе и к своему мужу.
Я осознаю, на какое время приходится мое письмо, и конечно боюсь быть неправильно понятой. И боюсь поверхностных суждений стороннего читателя "всем чиновникам – тюрьма".
Я не вдаюсь в вопросы вины или невиновности моего мужа, но я точно знаю – так судить нельзя. Суд, похожий на суд во сне Алисы из Страны чудес, не должен быть заметен под диван и прикрыт дерюжкой. И раз уж делают они, осмелюсь и я.
Яна Душакова
А что она на апелляцию не подает, а может теперь пряники Верховный суд?