Продолжаем следить за судьбой тульского сторонника Алексея Навального Филиппа Симпкинса.

 "Мне пришлось покинуть Россию, не имею ни малейшего понятия, когда я вернусь и вернусь ли вообще. Уровень политического давления достиг максимума, и я больше не могу жить в страхе, несвободе, не иметь надежд на перспективное будущее. Я хотел сделать Россию такой, чтобы никто никогда не захотел отсюда уезжать, чтобы здесь все было так, как должно быть. Я люблю Россию, но Россия не любит меня", – написал на своей странице в социальной сети бывший заместитель координатора штаба Навального в Туле Филипп Симпкинс. Он эмигрировал в Швейцарию вскоре после закрытия в Туле штаба Навального

 Филипп планирует получать в этой стране статус беженца. Сейчас двадцатилетний активист живет в лагере для мигрантов и учит французский язык.

 В интервью Радио Свобода Филипп рассказал, что с ним произошло после выборов и почему он не верит во внутреннюю эмиграцию.

– Почему закрыли штаб Навального в Туле?

 – Нерентабельно стало содержать так много штабов. Конечно, мы расстроились, что наш штаб закрыли. Понятно, что штаб Навального – это люди, а не офис. Но штаб Навального,был местом сплочения нашей команды. С ним связан очень крутой период моей жизни.

– Почему вы решили уехать?

 Администратор автозаправки рассказал, что ему позвонили и сообщили: "А вы знаете, что у вас работает экстремист"

 ​– После выборов силовики продолжали на нас давить. Я устроился на первую попавшуюся работу, на автозаправку. Через некоторое время администратор автозаправки рассказал, что ему позвонили и сообщили: "А вы знаете, что у вас работает экстремист". Администратор посмеялся над этой ситуацией. А я расстроился, потому что понял: меня теперь будут преследовать постоянно. Силовики уже добились того, что в техникуме меня перевели с факультета, где я учился, на другой. Руководство техникума сказало, что либо они меня отчисляют, либо я перехожу в группу сервиса на транспорте, где теоретическая часть обучения уже закончилась. В результате я не смог закончить учебу по специальности, о которой мечтал с детства.

 – Вы могли бы оспорить это решение в суде.

 – Мы столько раз уже безрезультатно оспаривали в суде решения по митингам... Я понял, что не хочу тратить на это время и силы. С системой невозможно бороться нашими маленькими силами. Меня обвинили без должных оснований в призывах к участию в митинге и отправили на восемь суток в спецприемник. Очень неприятный опыт. 24 часа в сутки я сидел в душном прокуренном помещении. Минута шла за час. Я не представляю, как люди выдерживают заключение на долгий срок. Со мной в камере сидели люди, обвиняемые в грабежах и убийствах. Они не понимали, как за организацию мероприятия можно осудить на восемь суток. В камере я познакомился с человеком, который провел в тюрьмах 24 года. Он попал за решетку первый раз в юности и остановился в развитии. С этим сокамерником было почти невозможно разговаривать, потому что он с трудом мог выразить свои мысли. Я пытался с ним беседовать о политике. Но этот человек говорил, что у власти должен быть только Путин. Я очень не хотел повторно попасть в такое место.

 С системой невозможно бороться нашими маленькими силами

​– Были основание предполагать, что на вас могут возбудить уголовное дело?

 – Полицейские говорили, что если нужно будет меня посадить, то повод найдется. Я уже понял на своем опыте, как легко фабрикуют административные дела. Никто не мешает так же легко сфабриковать уголовное дело. Ко мне домой постоянно приходили силовики. Однажды они представились сотрудниками уголовного розыска. Когда я попросил объяснить мой процессуальный статус, они ответили, что пришли поговорить как люди, по-мужски. Несколько раз домой приходил участковый. Он мямлил, что его послал некий начальник, чтобы выяснить, где я нахожусь и чем занимаюсь. Участковый приходит к маме и после моего отъезда. В общем мы, сторонники Навального, попали на "доску почета" ФСБ и всегда теперь будем потенциальными экстремистами.

– Жалеете, что поддержали Навального?

Я устал от бесконечного напряжения

​– Я не жалею, я все сделал правильно. Год назад я не видел никаких кандидатов, кроме Навального, которые могут изменить Россию к лучшему. У Алексея была конструктивная повестка. Я поверил в его идеи и решил их поддержать. Я надеялся, что Навального зарегистрируют и он сможет стать президентом. Наверное, это очень утопично звучит… но были такие надежды. Я разочаровался, когда Навального не зарегистрировали. И чем дальше, тем меньше было надежд. Наша деятельность превратилась в постоянную, изматывающую борьбу с режимом. Я устал от бесконечного напряжения. После того как я попал в спецприемник, у меня началась депрессия. Она до сих пор не закончилась. Я и сейчас часто ощущаю тревогу. Несмотря на то что я в безопасности, все время чувствую, будто что-то не так.

 – Некоторые читатели упрекают сторонников Навального, которые эмигрировали, в слабости и предательстве идей демократии. Они пишут, что вам надо было идти до конца, а не сдаваться так легко. Ответьте на эти обвинения.

 В ситуации, когда Путин снова президент, продолжать бороться опасно

​– У меня встречный вопрос обвиняющим: а что вы сделали для демократии? Вы сами готовы идти до конца? Вы знаете, что такое политическое давление? Сидеть в российской тюрьме готовы? Вам есть чем гордиться? Я многое за этот год сделал. Я организовывал протестные акции, ездил по деревням и рассказывал людям из отдаленных сел, что есть альтернатива Путину, меня судили, я подвергался арестам и преследованиям, будто я какой-то уголовник. Я выкладывался на полную. Но я понял, что в ситуации, когда Путин снова президент, продолжать бороться опасно. А я не камикадзе, я обычный человек и хочу жить нормально. Я боролся не за политика, а за себя, за свое будущее.

 – Вы не понимали, чем это может закончиться?

 – Я не понимал, как опасно быть оппозиционером в России. Я был лучшего мнения о нашей власти.

 – Что поняли о людях, которых вы весь этот год пытались агитировать за Навального?

 ​– Мне бы хотелось воодушевить вас, но я скажу, что думаю. О народе я был лучшего мнения. Я надеялся, что люди проснутся, откроют глаза, увидят факты. Вот же он – коррупционер, который отбирает ваши деньги. Но люди решили, что это мы лжецы и "агенты Госдепа". У жителей России мозги промыты на генетическом уровне. Я не знаю, что должно произойти, чтобы проснулось гражданское сознание.

 – Что вы думаете о внутренней миграции?

 – Она невозможна. Отгородиться от реалий российской жизни – все равно что смириться с ней. А смириться – как вступить в партию "Единая Россия". Такой вариант мне не подходит. Я не буду мириться с этой властью. С тем, что она делает, делала и будет делать.

 Отгородиться от реалий российской жизни – все равно что смириться с ней

 ​– Вы раньше планировали эмигрировать?

 – Когда раньше? Мне двадцать лет. Я ничего еще в жизни по большому счету запланировать не успел. Я хотел изменить мою страну, чтобы жить в ней, но понял, что это бесполезно. Недавно я задал в чатике сторонников Навального вопрос, как там без меня Россия движется в сторону прекрасного будущего. И один из друзей ответил, что у России нет прекрасного будущего. Я согласен с ним. Но прекрасное будущее может быть у меня и у каждого из нас. Я поддерживаю тех, кто продолжает бороться, но сам не буду больше пробивать лбом стену.

​– Почему в Швейцарию?

 – Я был одним из главных героев фильма "Возраст несогласия" журналиста Андрея Лошака, который в марте этого года показал телеканал "Дождь". После этого мне написали русские люди, живущие в Швейцарии. Они увидели меня в фильме и захотели пригласить в гости. В мае я к ним съездил на неделю, посмотрел Швейцарию. Вернулся домой и задумался, что делать дальше. У меня была шенгенская виза. Я понял, что пора уезжать насовсем.

– Вы когда-нибудь были в Европе до поездки в Швейцарию?

– Нет, но мне было достаточно посмотреть ролики на YouTube, чтобы понять, как сильно отличается жизнь на Западе от российской.

– Как вам Швейцария?

– Как будто всю жизнь ездил на жигулях и вдруг пересел на BMW. Везде очень чисто, никто окурки мимо урн не бросает. Приветливые, доброжелательные люди. Жители этой маленькой страны уважают себя и окружающих. У них нет большого количества природных ресурсов, зато швейцарцы умеют трудиться. Из минусов: Швейцария – страна бумаг, много бюрократии. Зато здесь все правильно и упорядоченно.

– Вы там не будете лезть на стену от скуки?

 – Пока я скучаю только по своим родственникам и друзьям. Мама очень переживает из-за моего отъезда.

 – Куда вы пошли, когда приземлились в Швейцарии во второй раз, уже с целью получить политическое убежище?

 ​– Я с огромными сумками в руках пошел в полицию и рассказал полицейским свою историю. Они не сразу поняли, что со мной делать, так как политические беженцы в Швейцарию приезжают не очень часто. Полицейские направили меня в миграционную службу, которая занимается иностранцами, уже получившими статус беженца. Оттуда меня отправили в миграционный лагерь. Везде со мной были предельно любезны, давали с собой карты и подробно описывали маршрут, чтобы я не запутался. Я приехал в лагерь для беженцев. Охранники взяли у меня паспорт, а через пять дней я отправился в другой миграционный лагерь, где живу сейчас.

 – Как он выглядит? В каких условиях вы живете?

 – Небольшое здание, комната на четырех человек. Мои соседи – беженцы из стран Ближнего Востока, Африки и Грузии. Из лагеря можно свободно выходить. Нас кормят три раза в день, выдают 21 франк в неделю. Есть возможность работать в лагере уборщиком или помощником на кухне и получать зарплату. Моим делом занимается бесплатно юрист миграционной службы. Я гуляю по городу, сплю, ем и жду, когда меня снова позовут на собеседование. Принятие решения о статусе беженца может затянуться на 140 дней.

– Что планируете делать, если вам дадут статус беженца?

 – Буду продолжать учить французский язык. На английском я уже говорю. Собираюсь получить образование и все-таки стать машинистом поезда. Хочу жениться, спокойно растить детей, работать. Буду вести свободную от страха жизнь в цивилизованном мире.

 Дарина Шевченко