ВойтиРегистрация


О проекте|Связаться с нами

Главная / Фольклор « 25 ноября 2005 »


Г О Л Г О Ф А/ …НЕ ОКЛИКАЙТЕ МЕНЯ ПО ИМЕНИ…/ Глава 10)


Г О Л Г О Ф А

/ …НЕ ОКЛИКАЙТЕ МЕНЯ ПО ИМЕНИ…/
Повесть.

…подал руку, когда вы поскользнулись,
помог войти в троллейбус, заглядывал в
книгу, которую вы читали в метро, шел
рядом по тротуару… Узнали?.. Но не
окликайте меня по имени, может быть,
это вы…
Удачи!


Глава 10

Наш главный сказался больным, отстранился от дел и на похороны не пришел.
Пока мы длинной цепочкой тащились по грязному асфальту от въездной аллеи к могиле, Кавторан держал меня под руку и, наклоняясь, настойчиво спрашивал:
- Неужели ты не имел с Польди контакта? Такая женщина! И в таком восхищении от тебя. Неужели у вас не было контакта?
Можно было объяснить, какой "контакт" у меня был с предметом его восхищения, но мне не хотелось лишать человека основания для его телячьего восторга. К тому же впереди нас курсанты морской школы, организованные моим собеседником, несли целых два пусть полупустых, души уже выгорели, но все же гроба.
- Я рад за вас, поверьте. Но я женат гражданским браком на Евгении.
Он посмотрел на меня, как на идиота. И задумчиво сказал:
- Одно другому не мешает…
Здесь по сторонам дороги и на холмиках могил белый снег еще боролся с весенним солнцем, отражал его и от этого двойного света больно был глаза. Два холмика желтой глины, да две аккуратно вырезанные в сырой земле могилы ждали нашу процессию по правую сторону въездной аллеи, за каштанами. Метров в пятидесяти выше, на площадке у часовни сверкали лаком несколько машин, а чуть правее, за рядком каштанов виднелась темная группка людей. Я знал, что там было место для лучших граждан города. Эфэра, естественно, отнесли к лучшим. Там были, конечно, наши штабисты, которые предавали Калгана. Я видеть их не хотел.
Женя догнала меня.
- Калганов не тех похоронах, ты знаешь? - кивнула она вперед. Там вдруг оркестр заиграл траурную музыку. Пять музыкантов, сопровождавших нас, тоже засуетились и заиграли что-то траурно-привычное, заигранное до тошноты, но всегда трогающее душу.
- Калганова мне видеть не хочется, - сказал я Жене.
- Губернатор Подрезов обещал подъехать на кладбище. Так что нам спешить не стоит. - Сказал мне на ухо Кавторан.
И тут же врезался в лужу у въездных ворот джип губернатора. Подрезов приехал без охраны и вышел метрах в десяти от нашей группы. Короткая кожаная куртка, вязаная шапка, мощная голова высокомерно откинутая назад… Не знаю, сознательно или нет, но Подрезов словно копировал киношного "нового русского". Принесенные розы он разделил на две неравные части. Точно четыре штуки положил на гроб Левке. Оставшийся сноп цветов от этого не уменьшился. Он выложил их на гроб Клейма. Гроб от этого стал алым. Варава и Польди принялись сортировать цветы и укладывать их по какому-то им одним известному узору.
- Туда не пойдете? - кивнул я Подрезову на дальние похороны.
- Там уже есть один губернатор…- Сказал он. - Произнесешь несколько слов… - то ли приказал, то ли попросил он.
- О чем?
- Что-нибудь поэтическое в том духе, что смерть равняет всех.
Я открыл митинг, и сказал то, о чем давно думал. Равенство перед смертью должно бы уравнивать нас в жизни. Но мы почему-то не хотим этого понять и сокращаем свои дни на земле так, как будто это и есть единственная цель нашего появления здесь.. Когда меня понесло на околесицу о пылающем сердце журналиста, которое, случается, сгорает от перегрузок не в переносном, а в прямом смысле, некоторых женщин, в том числе и Польди, прошибла слеза. Я понял, что хватил через край и заткнулся.
Подрезов говорил о работе "нашего дорогого товарища Иванова" в штабе по выборам губернатора, о том, какой это был отличный товарищ и человек. Ловко пристегнув к сказанному и Льва Бредихина, губернатор произнес и, слегка неуместные здесь и сейчас, слова похвалы в адрес прессы. Если учесть, каким "дорогим" товарищем был нам Клейм Абрамович Иванов, то можно понять, что речь молодого губернатора была воспринята без энтузиазма и без слез, которые не нужны были сейчас ни нам, ни усопшим, ни оратору.
- А что же другие "дорогие товарищи" из штаба не принимают участие в похоронах?" - Шепнула мне на ухо Варава. Я пожал плечами и прошептал ей в ответ, что они нам здесь не очень то и нужны. Предоставив слово Кавторану, я пошел к Подрезову, поманившему меня требовательной рукой.
- У тебя есть, кому распорядиться похоронами дальше?
- Завхоз.
- Это тот, который говорит?
- Да.
- Скажи, кому-нибудь, чтобы тебя не ждали. Поедем со мной.
- Мне надо еще туда сходить. Все-таки с Эфэром я работал. Попрощаться…
- Не суетись.
- Надо.
- Если надо, иди…
Я зашлепал ботинками по рыжей смеси из грязи, снега и воды. Солнце разыгралось и сияло далеко не траурным блеском в лужах и лужицах, на металлических частях памятников, на мокром граните. На полпути меня настиг джип Подрезова. Он распахнул дверцу:
- Садись!
К могиле Эфэра он шел рядом со мной, не отставая и не опережая. Здесь по грязи были брошены досчатые мостки, чтобы не пачкать ботинки. Получилось, что Подрезов уступил мне этот сухой путь и, весь черный, как танк, пер, перемешивая снег и грязь сильными ногами.
Я поздоровался с шефом.
- Там все нормально? - спросил он, кивнув носом в сторону "наших" похорон.
- Порядок.
И больше нам сказать друг другу было нечего.
Калганов ввинтился в меня своими пронзительными глазами, стальной рукой притянул меня к себе:
- Осваиваешься?
Я пожал плечами.
- Не теряйся. Я не осуждаю.
- Я не навязываюсь…
- Я знаю…
Лакированный гроб с ножками из бронзы подняли, как и все остальные, на грязных веревках. Он был тяжел. Перекосился. Но могильщик, молодой парень в преждевременно замызганной кожной куртке, напрягся, справился, гроб встал на место. Оркестр вырывал из нас душу. Пять курсантов с автоматами готовились салютовать. Я бросил горстку земли в могилу. Подрезов, пожал руки своим штабистам, которые оказались радом, и позвал меня к машине, снова уступив деревянные мостки.


У "наших" мы остановились, чтобы тоже бросить по горсточке земли в уже наполовину засыпанные могилы. Я сказал Кавторану, чтобы заканчивали здесь и начинали поминки без меня.
Подрезов ждал меня на заднем сидение. Он был грустный. Грусть тоже красила его молодое татарское лицо.
Когда уже проезжали разбитые ворота кладбища, перед нами затормозил автобус, в котором я разглядел нескольких ребят из его избирательного штаба.
- Еще ваши поехали, - сказал я.
Губернатор промолчал.
Потом неожиданно спросил:
- Сколько лет мы с тобой знакомы?
- Можно подсчитать, но не хочется. Мне кажется, что всегда.
- Помнишь, мы смотрели у меня в кабинете по телевизору, как Ельцын партию закрывал?
- Я то приходил не телевизор смотреть…
- Мы тогда согласовали твой вопрос с председателем Облисполкома. Дали тебе квартиру?
- Калганов дал. Через пять лет после нашего разговора.
Я пытался понять, что ему от меня нужно? Для воспоминаний день был не самым удачным. Да и я не был, пожалуй, самой удачной кандидатурой на роль совоспоминателя.
Для губернаторской машины дорога от кладбища до администрации была короткой. Мы поднялись наверх не в губернаторском, а в общем лифте. Подрезов останавливался чуть ли не с каждым встречным работником администрации, здоровался, шутил. Мне показалось, что он таким образом демонстрирует меня, устроил эдакий подиум с одной моделью. Я тихо сказал ему, что ухожу. Он не услышал. Я сказал, что мне пора. Он ответил:
- Успеешь.
Поминальный стол был накрыт в кабинете, где Подрезов работал до избрания в Государственную Думу. От двери губернатор сразу прошел в голову стола. Я взял стул у стены, чтобы приткнуться где-нибудь к уголочку. Подрезов требовательно поманил меня рукой к себе и указал на стул рядом.
Как говорится, здрась-сьте, я ваша тетя…
За столом сидели в основном давно знакомые мне люди свои и враги в одно и то же время. В конце восьмидесятых мы были свои. В конце девяностых оказались врагами. Я понял, что здесь собралась команда Подрезова - губернатора. Кто-то из них или даже все будут скоро назначены на должности в администрации. Кто и на какие узнаем очень скоро. Но возникал вопрос: а я тут при чем?
Выпили абсолютно традиционно по три поминальных рюмки, добавили еще за победу и за успех на выборах. Делать было нечего: "Назвали груздем, полезай в кузов" - я тоже поднимал рюмку, но не пил. Было бы очень неплохо, если бы Подрезов действительно назвал меня хоть каким-нибудь груздем. Но он посадил меня рядом, как вице-губернатора, и принялся руководить столом. В прошлом нам с ним приходилось, иной раз, и выпивать по рюмке-другой, у него в обкомовском кабинете, но с глазу на глаз, а не в компании. Поминанье вдруг затянулось. Неожиданно некоторых потянуло на длинные речи, которые вопреки
пословице, "начинались за упокой, а кончались за здравие". Клейма Иванова, как я понял, здесь не любил никто, что не выражалось прямо, но ощущалось в строе речей, в оговорках, в краткости упоминания… О Бредихине вообще никто не вспомнил. Помимо раболепия и клятвы верности у кого в иносказании, у кого и в чистом варианте, демонстрировались программы действий в том или ином направлении. Из этих речей мне становилось более или менее понятно, кто из них на какую должность претендовал. Не ясно было только, чего ради я тут сижу и всю эту ахинею слушаю? Может быть, три, самое большее - четыре человека знали, о чем говорят и чем собираются заниматься, остальные "в затрагиваемых проблемах" неудержимо плыли. Расслабиться Подрезов им не дал. Встал и поблагодарил за участие. Я встал и собрался уйти вместе со всеми. Подрезов, словно опираясь, чтобы не упасть, придержал меня за плечо.
Когда Подрезов проводил будущих, или уже настоящих, не знаю, руководителей подразделений будущей администрации, которые с недоуменьем оглядывались на меня, я готов был спросить, а что дальше? Но не спросил, потому что видел - хозяина кабинета что-то мучает. Закрыв дверь на защелку, он достал два больших бокала и наполнил коньяком:
- Давай помянем ребят…
- Мы вроде как уже помянули…
- "Вроде как", ты ни хрена не пил, а теперь давай по-настоящему.
Мы, не спеша, выпили и закусили.
- Ну, как тебе народ? - спросил он.
Я пожал плечами, не мне обсуждать эту тему. Но это с одной стороны. А другая находится покуда на темной стороне нашей беседы, и я не хотел ее касаться.
- Когда Сталину однажды сказали, что в СССР плохие писатели, он раскурил трубку и ответил, что других у него нет…Что есть, на то и молимся.
- Ты часто Сталина вспоминаешь?
- Не очень часто, но вспоминаю, хоть давно и не коммунист.
- Коммунист - не коммунист…Что из того? Умный коммунист для меня дороже глупого демократа и наоборот. Вот эти…Собрались помянуть коллегу, а они распространяются… Как будто я не знаю с пионерских лет кто из них чего стоит и на что способен. Ты то как? Будешь работать или симулировать?
Я смотрел на его красивое татарское лицо и молча ждал, что еще он скажет, хотя, в общем-то, понимал, о чем идет речь.
- Приказ о назначении с собой возьмешь, или поехать представить тебя коллективу?
- А тебя не смущает, что во мне красного даже меньше, чем в тебе?
- Серьезно?.. А сколько же красного во мне?
- Меньше, чем у Красной Шапочки.
- Почему?
- Потому что ты носишь черные шляпы. С большими полями… - Не рассказывать же ему его собственную биографию, как я ее понимаю. А я понимаю так, что ему родившемуся в Норильске у сосланных туда инженеров, вряд ли так уж настойчиво вбивались в голову идеи коммунизма. Разве что он впитал с молоком матери умение маскировать свои мысли и чувства…Он это и делал, пока была надобность. А к тому времени, когда его подняли на серьезные высоты в партийной иерархии, страна изменилась, и это умение оказалось невостребованным.
- Ну, вот, я думаю, мы все и решили. - Сказал он задумчиво.
- Все, что делалось в твою пользу нашим штабом, делал не я, - сказал я, стремясь не оставить ничего смутного в наших отношениях.
- Я бы тебя и не взял, если бы ты это делал. Я не люблю, когда люди недобросовестно выполняют свои обязанности.
Подрезов говорил отрывисто. Быстро. Казалось, что слова у него лишние и надоели ему, и он поскорее стремится избавиться от них, выплюнуть в лицо собеседника, отдать для использования другому.
- У тебя будет полная самостоятельность. Во всем… Хочешь, мы тебя завтра же утвердим на заседании Думы?
- А подумать до завтра нельзя?
- С Женькой посоветоваться?.. Спорим на бутылку, что она будет на седьмом небе от счастья?
- А мне эта должность сильно нужна?
- А мне, ты думаешь, моя нужна? Депутатом Госдумы я на второй срок переизберусь без проблем. Это два плюс четыре - шесть лет нормальной жизни. А там либо ишак, либо эмир…
- Зачем же шел? Боролся?
- Калганова кидали. Вместо него пришел бы ты знаешь кто. Это очень плохо для области.
- Плохо, - согласился я.
- Газета - это тыл. Он должен быть крепким, как верная жена. Все. Завтра мы тебя утверждаем на заседании Думы. Там и обнародуем приказ.
- А если не утвердят?
- Не шути. Тебе пока что верят.
- Пока что?
- А ты как думал? Все мы здесь "пока что".
- Тогда по последней. Для бодрости…
- У тебя там сейчас все нормально, как думаешь?
Я подумал о Кавторане, Вараве, Женечке, и сказал:
- Там абсолютный порядок.
- Позвонишь?
- Подъеду.
- Не надо, - сказал он. - Пьем здесь.
- С чего бы тебе пить?
- С радости, черт бы ее побрал. После выборов никак выпить не могу. Не с кем. Понимаешь?
- Тогда по последней. - Сказал я. - "За успех нашего абсолютно безнадежного дела".
Хорошо было то, что он почти так же, как и я, не пьянел. И хорошо было, что он пил. Плохо только, что пил со мной. А впрочем, наверняка это особый случай.
Я не обольщался. На кое-каком собственном опыте я убедился, что свидетелей минутной слабости иногда ненавидят больше, чем злейших врагов. Здесь, правда, с одной стороны на меня играло наше старое знакомство, с другой то, что у меня действительно сердце не плясало от радости по поводу нового назначения. Мне было все равно. К тому же я понимал, в какую лужу ныряю. Но есть еще и третье: уйти с должности всегда легче, чем прийти на нее.
- А может быть лучше оставить газете старого шефа? Хотя бы до сороковин.
- Во-первых, я его уже снял. Не возвращать же. Во-вторых, он сам не захочет возвращаться на короткий срок. В-третьих, я не хочу с ним работать.
Я позвонил по мобильнику в редакцию. На телефоне ждал моего звонка водитель Гена.
- К администрации? - спросил он без лишних слов.
- Захвати Евгению …
- Не получится. Вас ждут.
- Тогда подъезжай один. Второй подъезд.
- Слушаюсь.
Я попрощался. Мы понимали, что мне пора. Что-то нас держало друг возле друга: то ли какая-то недоговоренность, то ли предчувствие беды.
- Постой, - остановил меня Подрезов уже у двери. - Ты хоть знаешь, как они погибли?
- Перепились. Уснули…
- Уснули… Их в одной нашли кровати. Бредихин Клейма пользовал. Дверь мало того, что закрыли на замок, еще и ломом изнутри подперли. А как загорелось… Керосиновую лампу нашли у них рядом с кроватью. То ли электричество отключили, то ли они еще что выдумали. Кто теперь скажет? А Бредихин и в тюрьме по этой части отличался. Всех пользовал. И тех, кто любил сверху и тех, кто любил снизу. Такой полисексуал…
- О, Господи…
- Вот тебе и Господи. Ладно. Все. Поехали. Ты в своей жизни часто прощался с кабинетами?
- Не знаю… Не очень… Как-то не запоминал.
- А я - часто. И всегда с радостью.
- А сегодня?
- Сегодня тоска на душе. Похороны. Я, пожалуй, поеду с тобой в редакцию.
- Милости просим.
Мы направились к лифту. Но за поворотом в то крыло, где располагался кабинет губернатора, его остановил мужчина из приемной и что-то горячо зашептал на ухо. Подрезов поморщился и махнул мне рукой: "Поезжай без меня!"

Слово "похороны" прозвучали в его исполнении так, словно он хоронил сам себя.
Когда мы вышли, опять повалил снег. Город стал белым, а дорога превратилась в грязную бесконечную лужу. Грязь плескалась на стекла машины справа и слева из-под колес. И меня бесило, что не было возможности ее немедленно смыть. Приходилось терпеть и ждать.
Чего ждать?…
Бешено мотались "дворники" перед глазами.
В желтом призрачном свете за смутными окнами машины шли куда-то встрепанные люди, подгоняемые мокрым ветром.
Все было похоже на все.
Грязь только что пережитого и грядущая грязь будущего, от которых не скрыться, не убежать и не очиститься. Грязь там, грязь здесь. Грязь снаружи и грязь в душе.
Дверь в редакцию не была закрыта. В дальнем блоке слышались голоса. Я прошел в свой старый кабинет и присел к своему старому столу.
В душу вползала светлая грусть большой ответственности. За окном уже не стучал дятел на старом клене. Там густели и густели вечерние сумерки, а тяжелые, мокрые хлопья снега под фонарем бесконечно сверзались и сверзались откуда-то с вышины в трепетной попытке спрятать на земле мерзость от человеческого бытия.
Женечкины шаги застучали сразу же, как только я, не сбросив куртку, присел к столу. К моему кабинету она уже подбегала. Ворвавшись, хотела броситься ко мне, но не бросилась. Медленно прикрыла дверь спиной, не зная, что делать. Слезы, как всегда, разом покатились у нее по щекам. Она приподняла руки и как слепая шагнула ко мне. Если что-то и светилось теперь в ее огромных синих очах, то это была надежда. Распахнутая. Открытая всему свету. Беспомощная надежда. На меня. Я уже клялся однажды понести ее куда-то, к какому-то счастью. Но счастья нет. Покоя и воли тоже нет. Только жизнь и смерть. Только дело и расплата. Вот все, что дано каждому. Мы обнялись и постояли минуту, ощущая друг друга. Мы не потеряли себя, обрели. Мы стали другими.
- Пойдем…- сказал я.
- Пойдем. Они ждут.
- Лучше бы не ждали.
- Но они ждут.
- Мне нечего им сказать.
- Не говори.
И вот они, ожидавшие, все за столом. С ними мне работать. С ними ссориться и находить компромиссы. С ними выкручиваться из безвыходных положений. С ними помогать. С ними сопротивляться. Я давно знал каждого из них. Или это только мне казалось, что знаю? Так же, как и им кажется, что знают меня. Но они-то меня не знают. Где же им знать, например, что я ненавижу их. Всех вместе и каждого в отдельности. Ненавижу. За то, что они такие, какие есть. Красивые, уродливые, умницы, глупцы, завистливые, продажные, неутомимые, талантливые, профессионалы. И подчас все эти качества каким-то образом упакованы в одной личности…Я только сейчас понял, что ненавижу их. И как только я это понял, мне стало ясно, что я готов к той работе, на которую согласился.
Я сел на свободный стул с краю, у прохода, и, почти как Подрезов мне, сжатыми пальцами руки махнул Кавторану: вперед. В парадной морской форме со всеми бирюльками Кавторан был сегодня красив, как фазан. И ему, похоже, было все равно, для чего, собственно, мы здесь собрались. Он знал только регламент, себя и Польди, сотворившую себе такой макияж, что с расстояния пяти метров выглядела моложе Женечки. Старая стерва почти не сводила с Кавторана взора, имитируя восторг и обожание, но все же успевала, "кинуть косяка" и на наших более молодых мужчин. В общем, все здесь были серьезны, но скорби на лицах не замечалось.
Зачем они меня дожидались? Мне нечего было им сказать. И когда Кавторан все-таки поднял меня первым, я предложил выпить за светлую память погибших, хотя светлой эту память не считал. Все выпили, храня
гробовое молчание. Я еще раз окинул взором всю королевскую рать и понял, что разбежаться им не позволил Кавторан, которого заставила это сделать Польди, узнавшая, может быть, от него же о моем назначении. Такая уж она была. Черт бы их взял, всех этих деятельных после факта. Не стоя ни гроша лично, они активно лезут, куда не следует, и ухитряются настричь с чужого бытия какие-нибудь купоны для собственной выгоды.


Я не стал изображать принципиальность, и мы с Женей приехали домой на редакционной машине.
Мы поднялись на свой четвертый этаж пешком. Нам не хотелось говорить. Мы молча переоделись. Вымыли руки. Сварили кофе. И включили телевизор, "Вести" продолжали комментировать наши выборы, и в этом комментарии правдой было лишь то, что у нас избран новый, сравнительно молодой губернатор по фамилии Подрезов. Комментатор, голос которого звучал за кадром, как говорится, не знал ни пьесы, ни героев, ни исполнителей. Ему важно было выдуманное кем-то и когда-то понятие " красный пояс".. На том парень и зациклился, пытаясь посильнее припугнуть красной бякой президента. О наших сегодняшних похоронах диктор сообщил очень коротко, никак не связывая их с прошедшими выборами. Подрезов, которого показали втихую, смотрелся на экране просто здорово. Мы молчали. Меня, может быть, впервые за все время нашего совместного проживания, моя нечистая сила не подмывала подхватывать и отнести Женю в постель. Она была серьезна и молчалива. И, слава Богу. Мне не хотелось говорить ни о чем.
- Милый… - наконец произнесла Женечка, - ты знаешь, что мне предложил губернатор?
- Не знаю, - сказал я. - Но догадаться об этом ничего не стоит. Он предложил тебе перейти работать в его пресс-группу.
- Да. Руководителем. Как ты к этому относишься?
- Просто. Точно так же как и ты. Ты дала согласие. Я не смею возражать.
- Откуда ты все знаешь?
- От тебя. Я ,видите ли, имел возможность хорошо вас изучить, мадемуазель.
- А всерьез. Как ты к этому относишься?
- Тоже просто. Скорее всего, я подожду, пока тебя утвердят, и откажусь от чести, предложенной мне.
- Не надо. Не делай этого. Я тебя прошу. Подрезов тоже боялся, что ты так поступишь. Не предавай нас.
- Вас?
- Ну, прости…
- "Прости меня, но я не виновата, что я любить и ждать тебя устала…" - пропел я. - Ничего. Я сделаю, голубчик, так, как ты хочешь.
- Я боюсь, когда ты так говоришь. Не надо так. Пожалуйста. - Она ластилась ко мне, говоря все это, и не понимала, почему ее ласка меня не возбуждает. Может быть, она не догадывалась, что не возбуждает не ласка, а ее имитация. А я понимал, что, может быть, пока еще не понимая того, она уже увлеклась Подрезовым. И, скорее всего, это увлечение взаимно.
" Жизнь всегда жалует тебя, дружок, такими сюрпризами. Чего же ты хотел на этот раз?" - сказал я себе и попозже отработал свою часть постельных взаимоотношений, как всегда, с удовольствием и на должном уровне. Потихоньку Женя тоже зажглась желанием, и нам стало, тоже как всегда, очень уютно вдвоем.


На следующей неделе, как только Облдума утвердила меня на должности, я приказом по редакции назначил Кавторана своим заместителем, а Вараву - заместителем ответсека.
А через три недели Подрезов пригласил меня к себе и показал анонимное письмо в президентскую Администрацию. Меня обвиняли в зверском убийстве двух своих сотрудников, в том, что я карьерист и " путем передачи своей любовницы губернатору Подрезову занял место редактора областной газеты".
- Самое хорошее в жизни, знаете что? - Сказал я губернатору. - Самое прекрасное в ней то, что она идет.
- Может быть, ты и прав, - задумчиво ответил он.
- У меня просьба… Женькина маман, кажется, уходит к своему хахалю. Скажи ей сам. Ты знаешь что…
- Не советую…Не делай этого. Нельзя. Нам сейчас это может только навредить.
- Хочешь, я скажу, куда тебе пойти со своими советами?
- Не хочу.
- А ты и вправду считаешь, что я только о том и думаю, чтобы ВАМ было комфортно?
- Нет. Я так не считаю.
- Вот и славно. Чао. Бамбино.
- Бамбино… - Окликнул он меня у двери. Я уже знал его привычку огорошивать посетителя в последний момент, и, прикрыв дверь, повернулся.
- Знаешь, что Калаганова арестовали? - спросил он, улыбаясь своей красивой татарской мордой.
- За что?
- За взятку. В особо крупных размерах.
Мне понадобилось не меньше двух минут, чтобы переварить это известие. Я не мог представить Калаганова в роли банального взяточника.
- А меня когда посадишь? - спросил я. - Уж больно ты тороплив что-то.
- Знаешь, почему хорошие дела надо делать быстрее? - Спросил он и сам ответил на вопрос. - Для того, чтобы о них все поскорее забыли.
Я отпустил Геннадия с машиной и пошел пешком. Мне надо было многое обдумать. Очень многое.
Я устал начинать все сначала. Но, мне показалось, что иного выхода нет. У меня за носом, впереди, но совсем близко, маячили два верных друга: крах и начало. Крах и начало… Сколько же они будут моими спутниками в этой жизни?.. До каких пор?… Я знал ответ на этот вопрос. Эти два верных друга будут со мной до тех пор, пока не научусь находить и, главное, принимать компромиссы. Но такого ответа я даже не прошептал себе. Не проговорил его и мысленно. И знал почему. Я, кажется, уже смирился с чем-то в этом духе… Кажется, уже смирился…

Комментарии к статье




Зашифрованный канал связи, анонимность гарантирована

Цитатник

Когда в жизни ты получал здесь полтора миллиона в неделю?

Владимир Могильников, глава города Тулы

Наш опрос

У вас есть долги по кредитам?







Последние комментарии

Топ обсуждаемых за 10 дней

Рекомендуем

© Copyright © Тульские PRяники. Все права защищены 2003-2024
При использовании любого материала с данного сайта гиперссылка https://www.pryaniki.org/ обязательна.
Яндекс.Метрика