Продолжение истории нашего постоянного автора
Собираясь на субботнюю акцию протеста, я пил кровь и портил нервы любимой женщины (она, надо сказать, со мной делала то же самое). Оба пессимисты в отношении последствий акции для гражданского общества в России, мы спорили на тему ходить или не ходить. Ходить, потому что иначе ничего не изменится, не ходить, потому что не изменится ничего. Я пошёл. А она осталась. Но обещала стать женой декабриста, хотя вместо Сибири ей грозила поездка всего-то в УВД Центрального района.
Конечно, я был неправ, оценивая собирающихся идти протестовать: «безыдейная масса и я». Там было много идейных людей, которые совершенно точно пришли не по приколу. Глава тульского «Яблока» Владимир Дорохов выделялся в толпе салатовым шарфиком и шапкой-ушанкой. Тульский политолог Алексей Тихонов, пожимая руку, честно признался, что ему стало стыдно не приходить на эту акцию. Оппозиционер Владимир Струков живописал мне послевыборную встречу с судьёй и «туалетным мальчиком». Интеллектуал, игрок тульского клуба «Что? Где? Когда?» Евгений Бакулин смиренно стоял в гуще толпы, вплотную придвинувшейся к цепочке полицейских, но не смеющей её теснить. Талантливейший публицист и невероятно идейный анархо-коммунист Сергей Рунько скромно переминался в компании своих однокурсников, кажется, не будучи готовым устроить революцию здесь и сейчас. Учитель русского языка и литературы Светлана Тимакова рыскала фотоаппаратом по головам в толпе, в центре которой под коричневой кепкой стоял её супруг.
Накануне Владимир Тимаков звонил Владимиру Груздеву с призывом не допустить силового противостояния власти и разгона акции протеста. Губернатор посоветовал депутату записаться на приём на следующей неделе. Диалог по существу не состоялся. Как и с министром внутренней политики Тульской области Владимиром Ярошевским, с которым Владимир Тимаков виделся за час до начала акции. По словам господина Тимакова, губернаторская сторона не признала массовых фальсификаций и, тем более, своей ответственности за них.
Безыдейно пришедшим нельзя было назвать и Владислава Артёмова, ныне в центральном штабе МГЕРа отвечающего за контрпропаганду. После репортажа «Шпигеля» я не мог не ждать, что господин Артёмов начнёт разбрасывать на акции протеста деньги, а потом снимать на камеру, как их подбирают, но он, к своей чести, этого не делал, мирно и безпровокационно наблюдая за происходящим.
А за ним было сложно наблюдать. Мало что происходило. Долженствующий раздражать баннер «Мы за здоровый образ жизни. Единая Россия» на несостоявшемся катке сорвать и сжечь никто не рвался. Продраться сквозь цепочки серых мундиров и ОМОНа желающих тоже не находилось. Сиротливо стоявшая коммунальная техника, смотр которой охраняли полицейские, ничего не убирала. Ей бы явить по случаю водомётные машины, да бульдозеры в действии, но лишь у пары тракторов дымились трубы. Бедный рядовой, на которого я накинулся с вопросом «если тут смотр техники, почему вы не пускаете её посмотреть?», неистово вращал глазами в поисках логической аргументации ответа.
Символизмом на акции не пахло. Одиноко реял флаг Советского Союза (чуть позже его сменит чёрно-жёлтый флаг националистов, совершив таким образом историческую революцию наоборот). Два флага «Солидарности» даже не разворачивались – они, едва-едва возвышаясь над толпой, серенькими обрубками ставили галочку «мы здесь были». Какой-то юноша честно признавался всей толпе самодельным плакатом «ВО МНЕ БОЛИТ РОССИЯ» (стоявшая рядом Светлана Тимакова мрачно предопределила эпикриз: «Дубинкою вылечат…»).
Полицейские, надо сказать, являли собой верх корректного поведения. Пристававшему на моих глазах с риторическим вопросом не по адресу («почему вы украли выборы?») пьяному господину вежливый майор из оцепления корректно (и терпеливо!) отвечал: «Вы выпили, ну, чего вам надо? Ну, идите, идите спокойно домой…» Суровые люди из Садового переулка, отвечающие за шагание цепочки полицейских в сторону проспекта Ленина, просили. «Будьте добры, шаг назад», «за линию оцепления, пожалуйста». ОМОНовцы улыбались. Им было совершенно весело, как детворе, разбегаться в стороны, когда откуда-то из того места, где коммунальная техника смотрела на саму себя, игриво визжа тормозами, выпрыгивал УАЗик и съедал очередного буйного протестующего. Только командир тульского ОМОНа Сергей Спис брутально расхаживал взад-вперёд шеренги своих бойцов, свирепо выискивая в толпе еду УАЗику.
Те, кого я причислял к протестующим «по приколу», имелись в достаточном количестве. Пацаны, то ли школьники, то ли студенты первых курсов, с повизгиванием «нас палят, палят!», активно бегали от оператора, желающего их заснять. Взрослые мужики рядом, выдавая в воздух больше перегара, чем голоса протеста, откровенно ждали «когда ж кого-нибудь брать начнут». Две девицы, обладающие активными навыками выставления напоказ извращённо-провинциального гламура, но явно не обладающие активным избирательным правом, шушукались, переспрашивая друг друга: «А где этот… говорили ж он будет… как его? Навальный!» Молодых националистов можно было узнать (куда уходит детство?!) уже не по бомберам, гриндам и лысой башке, а по закрытому шарфом или воротником лицу. Нет, в большинстве своём это не были граждане. Они кричали «Позор!», не видя, что происходит. Они улыбались и ржали, когда кого-то бросали в УАЗ. Возможно, они были сыты, но они точно хотели зрелищ. Это всё-таки была толпа.
Организаторы, если они были, проиграли акцию технологически. Плакаты, кричалки – всё самодельное. Самодельные протесты не приводят к трансформации власти. Это была безропотная толпа, собравшаяся по известным причинам, не выдвинувшая никаких требований, отодвинутая в свои дома эффективной и простой до одурения тактикой полицейских «три минуты – шаг цепочкой». Чувства протеста, ненависти к власти за её неуважение и махинации на выборах, - они словно улетучились куда-то за то время, пока люди, оторвавшие от клавиатур пальцы, только-только выдававшие филиппики в адрес государства, довезли свои тела до площади Ленина. По меткому замечанию политолога Тихонова, это «был митинг людей, поснимавших себя на фоне толпы, которые, придя домой, повесят эти фотографии у себя на стене вконтакте и тут же озаглавят: «Я был на митинге в поддержку демократии!»
Я не был на нём. Всё, что я прокричал, поддерживая: «Честные выборы!» Секунд тридцать это длилось. А потом меня увели греться в пиццерию. Сначала я сопротивлялся, но надежды на то, что протест будет на площади, хватило лишь на час. Из тульской забегаловки никакой мюнхенской пивной тоже не получилось.
Власть спасла реноме акции протеста. Если бы она глупо не поставила бы коммунальную технику, на которую если и смотрели, то только зады ОМОНовцев, если бы не прислала полицейских, не предъявила б на всеобщее рассмотрение автозак, а открыла бы площадь, эти 700-800 человек, массово смотревшиеся на пятачке у края проезжей части, рассредоточенные по всей её территории, молчаливые, не имеющие поводов крикнуть «Позор!», неорганизованные, побродили бы спокойно под мирно падающим снежком полчаса, да и ушли бы в дома к компьютерам – продолжать ругать власть, даже не имея возможности вывесить вконтакте альбом «Моё участие в акции протеста».
Не с молчаливого топтания под тремя самодельными плакатами «За честные выборы!» начинается долгая дорога к отношениям власти и общества, в которых первая не наклоняет второе. Она стартует там, где индивидуальные действия ответственны. Где националистическая молодёжь не скрывает лица, убегая от телекамер. Где студенты университетов не подписывают бумажки с запретом идти на акции протеста, о чём и сообщают совесть потерявшему деканату. Где взрослые мужики кричат «Позор!» потому, что они понимают, что некоторые действия власти позорны, а не потому что так кричит толпа, загораживающая глаза и залезающая своим массовым криком в уши. Где к власти сформулированы претензии, которые при отсутствии других средств коммуникации доносятся до её ушей напрямую – сквозь толстые окна, сквозь рупоры мегафонов, сквозь сотни синхронизированных громких глоток. Где акция протеста не выражает непонимание «а чо мы сюда пришли – никого ж не берут, менты вон ваще стоят спокойняк…»
Поздним вечером после спектакля в ТАДТ мы гуляли с любимой женщиной по площади Ленина. Она дождалась. То ли женщина – меня, то ли площадь – нас. Было свободно и одиноко. Ни коммунальной техники, ни полицейских, ни протеста. Мы были одни. Без всякой трансформации российского общества.
Джон Уотсон
Позиция понятна! Автор, пришёл, за 30 секунд оценил ситуацию и ушёл греться в пицерию. Автор считает что митинг не удался и что должно быть по другому, а люди пришедшие на митинг - безыдейная масса, которые пришли чтобы поглазеть, пофоткаться, поржать и просто для прикола. Что ни чего не случилось автору тоже не понравилось. Вопрос, какой в его понимании, должна была быть эта акция? Что должны были делать люди? Прорывать цепь ОМОНа? Кричать до последнего увезённого в СИзо? Что? Какая акция автору бы понравилась и он вылез бы из тёплой пицерии?
Я, например, ни чего не кричал, ни на кого не лез, даже выступления политиков, которые там кому-то что-то объясняли я не слушал. Но я простоял там 2 часа не убегая в пицерию греться, я стоял и молча протестовал против "Нечестных выборов". И если бы такие "активисты", как автор вышли бы из тёплых пицерий вокруг не ожидая массовости, то может быть и получилось бы более массово!